Алла тоже в свою очередь разглядывала сыщика.

И он ей категорически не нравился!

Высокий, слишком длинный, скоро начнет сутулиться, к старости наживет горб. Мускулистый – сидит на анаболиках, только закончит их принимать – мышцы обвиснут, как уши у спаниеля. Серые глаза жутко холодные, такие наверняка были у энкавэдэшников, занимающихся массовыми расстрелами ни в чем не повинных граждан, таких как Звонарева. Стрижка стильная, пробиваются седые волосы. Сколько ему на вид? Лет тридцать пять. Значит, не за горами старческий маразм. Костюмчик небось из последней коллекции известного модельера. Сорит деньгами налево и направо, скоро будет бомжевать у станций метро. Еще туфли надел белые! Белая обувь не практична, после одного сезона у нее появляются заметные трещины. Чувствует, что до осени ему не дотянуть с такой работой, белые тапочки заранее прикупил… Кому они нужны, эти сыщики? Ей вот не нужны.

– Что, так и будем молчать? – поинтересовалась Алла.

– Так, действительно, нам нужно поговорить о ночном происшествии, – спохватился Андрей.

– А что? Ночью что-то произошло?! – нагло округлила глазищи Звонарева. – Я ничего не слышала, – она кокетливо пожала плечами, – спала на новом месте как убитая. Ой. Хорошо спала и видела замечательные сны.

– Ван Ваныч сказал…

– Ему привиделось, – перебила Аллочка, совершенно не понимая, откуда у нее взялось столько наглости. – Он на ночь слишком много мяса съел: две рубленые котлеты, фрикадельки и салат «Столичный». Салат, между прочим, был с телятиной. – Она сглотнула слюну.

– А вы, насколько мне известно, – Андрей постарался придать своему голосу мягкость, – воздерживаетесь от переедания, ведете здоровый образ жизни. Как это замечательно! Какая вы необыкновенная девушка. Не всякая сможет так, как вы, сидеть на одних бананах…

– Да, не каждая. А я вот такая.

Алла понимала, что он старается найти к ней ключик, влезть в душу и все там разворотить. С другой стороны, раз она это понимает, врасплох он ее не застанет. Уж она к таким мачо привыкла, уж она умеет с ними обращаться: раз– два – и поставила на место.

– Как себя чувствует Иван Терентьевич? – невинно поинтересовался Туровский, выбирая другую тактику общения с рыжей бестией.

Подло. Прямо с ног свалил. Хорошо, что Алла сидела.

– Как чувствует? – переспросила она вяло. – Ирина Аркадьевна утром говорила, что он бредит.

– Бедный, – покачал головой Туровский, – как ему не повезло!

Аллочке захотелось крикнуть, что это ей не повезло, что она оказалась не в том месте и не в тот час! Что это она своим голодным видом спугнула грабителей и те ушли без награбленного… Нет! Все-таки Алла явно видела у них в руках картину в раме.

– Мы в детстве, – продолжал тем временем Андрей, – тоже играли в подобные игры. Привязывали веревку на лестнице, связывали ручки дверей напротив…

– Я ничего никуда не привязывала, – мрачно заметила Алла. Ее желание вредничать иссякло. Но сыщик ей все равно не нравился.

– Очень хорошо, – потер руки Туровский, – тогда вы мне поможете найти этого шутника. Давайте попытаемся вспомнить, что произошло ночью после того, как вы поспали и увидели сны. Ночь была, как я полагаю, длинной. Вы, Аллочка, спали, спали, затем проснулись – и?

Алла вздохнула. Раз уж он все знает, она ему расскажет, как дела обстояли на самом деле. Лучше Алла расскажет, чем Анестезия или Стае, те снова переврут. Но пусть только этот Туровский усомнится в грабителях! Тогда она выскажет ему и профессору, что думает об этом. Выскажет, наплюет на диету и вернется домой. Она больше не в силах терпеть обиду.

– Проснулась, – кивнула Алла.

– Очень хорошо, – подбодрил ее Андрей.

«Ничего хорошего, – подумала Алла, – лучше бы спала!»

– И спустилась вниз, на кухню. – Она на мгновение задумалась, стоит ли озвучивать причину.

– Я тоже, – подмигнул ей Туровский, – люблю ночью перехватить кусочек-другой. Мне почему-то всегда хочется есть после полуночи. Это луна так действует.

Алла хмыкнула, пусть к ней даже не примазывается! Она в последние дни всегда хочет есть.

– Я спустилась на кухню и взяла сыр.

Совершенно необязательно знать сыщику,

что Звонарева набрала целую продовольственную корзину.

– Сунула его в рот и пошла обратно. Но тут в гостиной вдруг услышала шорох. – Ей даже стало нравиться рассказывать. Туровский слушал ее так внимательно, как до этого несчастную девушку не слушал никто. – Это был даже не шорох, а шум. Да, это был шум. Я заглянула в гостиную, – Алла встала и подбежала к двери, – и вот отсюда увидела… – Она сделала многозначительную паузу.

– Что? – сдвинул брови к переносице сыщик.

– Грабителей, – зловещим шепотом ответила Алла. – Они стояли здесь, – она подбежала к картине, – и мерзко хихикали. Большие, толстые, страшные. Их было двое. Я испугалась, это же вполне естественно!

– Разумеется, – поддакнул Андрей, – я бы тоже струсил.

Он понял, что перегнул палку.

– В душе. Глубоко в душе. Где-то очень глубоко.

– Вот я тоже, пока разбиралась со своей душой и страхом, их упустила. Они ушли в ту дверь. – Алла показала на второй выход из гостиной. – Там черный ход и еще одна лестница на второй этаж.

– Очень интересно, – проговорил Туровский, встал и подошел к картине с другой стороны. – Значит, вы видели, как они украли эту картину?

– Конечно же эту, а какую еще?

– Но она на месте.

– Но я видела!

– Замечательно! – Туровский заложил руки за спину и принялся вышагивать по комнате. – И знаете что, Алла Звонарева?

– Что?!

– Я вам верю! Так все и было. Все было так, как вы мне рассказываете. Остается уточнить детали.

– Давайте.

Туровский резко остановился напротив Аллы и спросил:

– Когда вы спускались по лестнице, там была привязана веревка с колокольчиком?!

– Нет! Я бы обязательно зацепилась и свалилась, как Иван Терентьевич.

– А если хорошенько подумать? И представить!

Туровский схватил ее за руку и потащил на лестницу.

– Не забывайте, Аллочка, вы мне помогаете восстановить картину происшествия.

– Помогаю, – согласилась та.

– Она была такой.

Туровский подбежал на втором этаже к комнате Аллы, открыл дверь, закрыл ее, якобы выходя. Огляделся, натянул на физиономию маску полного удовлетворения – якобы никого не увидел. И радостно, с энтузиазмом, представляя озабоченную предстоящим пиршеством девицу, попрыгал к лестнице, жеманно придерживая подол воображаемой длинной ночной сорочки. На ходу он насвистывал, беззаботно вращал глазами и облизывался.