— Принимаю! — ответил Воловцов, и они пожали друг другу руки. — Ладно, господа, небось дворник Ефимка и жиличка Квасникова заждались нас. Кстати, а почему дворника все зовут Ефимка? Он что, мальчик совсем?

— Да нет… ему, чай, восемнадцать уже стукнуло. Просто я же вам говорил, что он, таво, — и городовой сделал неопределенный жест рукой.

— Ладно, поглядим… — кивнул Иван Федорович. — Давайте с него и начнем…

Они прошли на кухню, где дожидались полицейского дознания Ефимка и жиличка из флигеля Наталья. Ефимка был безмятежен. Нежный розовый румянец покрывал его пухловатые щеки. Наталья, напротив, сидела хмурая и нервически перебирала пальцами подол короткого передника.

— Здравствуйте, — поздоровался со свидетелями Воловцов. — Вы — Наталья Квасникова? — спросил он девушку.

— Да. — Она подняла на Ивана Федоровича печальные глаза и встала.

— Пройдите, пожалуйста, с господином городовым в коридор, — сказал ей Воловцов. — Мы сначала побеседуем с господином дворником, а затем с вами. Не возражаете?

— Нет, — удивленная таким обходительным отношением незнакомого мужчины в рубахе навыпуск и плисовых штанах, заправленных в сапоги, ответила Наталья.

— Вот и славно. Городовой, проводите барышню…

Квасникова послушно вышла из кухни. Следом за ней вышел городовой. Когда двери за ними закрылись, Наталья спросила:

— Это кто?

На что городовой Еременко закатил глаза и серьезно ответил:

— У-у, не спрашивай. Господин судебный следователь. Из самой Москвы будет…

Воловцов присел в уголок, предоставив Петухову сесть за стол, и предложил:

— Прошу вас, начинайте…

Околоточный надзиратель, уже понявший, что он тут не главный, кивнул головой и, жестом указав Ефимке сесть на стул, что стоял против стола, достал из кожаной планшетки бумагу и карандаш.

— Итак, производится дознание дворника дома покойной ныне Марьи Степановны Кокошиной, — официальным тоном произнес он, что было правильно, поскольку настраивало допрашиваемого не на дружескую беседу, но на ответственный и серьезный разговор, имеющий важные последствия. — Ваше полное имя-отчество-фамилия?

— Ефимкой меня зовут, — ответил дворник.

— Это имя, — терпеливо произнес Петухов. — А как зовут вашего отца?

— У меня нет отца, — шмыгнул носом Ефимка, и глаза его наполнились слезами. — Помер он.

— Хорошо. Как…

— Чего ж хорошего, коли помер-то? — посмотрел на околоточного надзирателя Ефимка глазами теленка. — Жа-алко же…

— Я понимаю, что жалко, — сказал Петухов. — Но ничего не поделаешь — люди умирают.

— А как умер ваш батюшка? — подал голос из своего угла Воловцов.

— Его лесами задавило, когда он церкву щукатурил, — оглянулся на него Ефимка. — В позапрошлом годе. А мамка еще раньше умерла… Сирота я.

— А как звали вашего батюшку? — спросил, в свою очередь, околоточный надзиратель.

— Афо-о-оней, — протянул Ефимка. — Он хороший был. До-обрый…

— А фамилия твоя как?

— Кологривовы мы.

— Ясно, — кивнул Петухов. — Итак, Ефим Афанасьевич, что вы можете нам рассказать по поводу сегодняшнего инцидента?

— Чево? — сморгнул Ефимка, подавшись чуток вперед.

— Что случилось сегодня утром, расскажи нам, пожалуйста, — мягко поправил околоточного Воловцов.

— Чо случилось… — Ефимка задумался. — Ну, встал я, как обычно, в пять часов. Служба у меня такая, в пять часов вставать. Взял метлу, совок, ведро. А потом чую — дымом пахнет…

— А где вы спали? — спросил Иван Федорович.

— У себя на фатере спал, — немного удивленно ответил Ефимка.

— А где ваша фатера?

— Под лестницей. Там комнатка такая, с одним окошечком в сени, но теплая и поместительная: там и кровать имеется, и тумбочка, и вешалка. Барыня меня туда, стало быть, определила, когда в дворники взяла. Добрая она была, барыня-то наша…

— Итак, вы почувствовали запах дыма, — вернул разговор в нужное ему русло околоточный Петухов.

— Почувствовал, — кивнул Ефимка.

— Откуда пахло дымом?

— Сверху. Из покоев хозяйки.

— И что ты сделал, когда почувствовал дым? — не забывал записывать в протокол дознания вопросы и ответы Петухов.

— Поднялся на кухню, — ответил дворник.

— И что дальше?

— Принюхался…

— Ну, и…

— Потом прошел к двери фатеры хозяйки. Увидел, что из-под двери дым сочится… — и Ефимка замолчал.

— Ну, чего молчишь? — раздраженно произнес околоточный надзиратель. — Увидел дым из-под двери, что дальше-то?

— Ну, дым идет… — сказал Ефимка и непонимающе уставился на Петухова.

— Что вы, Ефим Афанасьевич, делали после того, как увидели из-под двери квартиры Кокошиной дым? — мягко задал вопрос Воловцов.

— А-а, так я к Наташке-поденщице пошел… — обернулся к нему Ефимка.

— К Наталье Квасниковой? — задал уточняющий вопрос околоточный надзиратель.

— К ей самой.

— Зачем? — снова встрял в дознание Иван Федорович.

— Сказать, что дым…

— И все?

— Ну, еще спросить, что, мол, надобно делать, — немного подумав, ответил Ефимка.

— А почему именно к ней, к Наталье Квасниковой? Она ж во флигеле проживает, а не в доме, — спросил Петухов. — Что, нельзя было разве к жильцам первого этажа постучать?

— А-а, наших-то жильцов не добудишься в такую рань. Они раньше девяти часов не поднимаются. Ба-аре, — произнес дворник.

Воловцов удивленно глянул на дворника: почудилось, или действительно последние слова Ефимки были произнесены с легким налетом презрительной усмешки?

— Хорошо, что было дальше? — продолжал околоточный надзиратель.

— Дальше? Дальше Наташка мне открыла дверь…

— И?

— И спросила: чего, мол, мне надобно.

— А ты? — устало спросил Петухов.

— А я ей и говорю: пошли, дескать, к хозяйке, у нее из-под двери дым сочится…

— А она что? — уже изнывал от такого дознания околоточный надзиратель.

— А она, вот тоже, как и вы, спросила. — Ефимка уважительно посмотрел на Петухова: — Пошто, дескать, ты ко мне приперся, а не к жильцам домовым?

— А ты?

— А я ей, как и вам щас только что, ответил… — сказал Ефимка и опять замолчал.

— А что ты Наташке ответил-то? — сдерживая смех, спросил из своего угла Воловцов.