Наоми удивлена. Этот рассказ почти в точности совпадает с историей, описываемой ею. Клотильда Буш в четырнадцатилетнем возрасте сбежала из сиротского дома и стала «королевой переулков» Берлина. Не знала никакой нужды благодаря мужчинам, с которыми «крутила» любовь. В дни Первой мировой войны она оказалась на фронте в качестве сестры милосердия, ухаживая за ранеными. После окончания войны она поселилась в огромном берлинском подвале с множеством комнат, превратив его в приют для всех несчастных, инвалидов, калек, выброшенных жизнью. Ее сердце не знало пределов милосердия. Наоми с подозрением изучает женщину, связавшую свою судьбу со стариком, обиженным судьбой. Интуиция подсказывает Наоми, что речь идет о выгоде. В голодные годы после окончания войны еврей, который остался живым после Катастрофы, дает кров и пищу бывшей нацистке. Американское еврейство помогает продуктами и деньгами жертвам нацизма, вдобавок к солидной помощи со стороны германских властей.

«Там, в аду Аушвица я поклялся себе, если останусь в живых, стану набожным евреем. Об этом я думал, волоча трупы в крематории», – говорит Зелло, еврей, который не хотел быть евреем. После войны он не ограничивался тем, что вел жизнь религиозного еврея, а помогал восстанавливать синагоги, разрушенные в Хрустальную ночь. С упорством и большими усилиями собирал миньян – десять евреев для молитвы. Открыл в своем жилом квартале маленькую синагогу. Зелло не мог себе простить греха: насмешек над теми, кто был напуган приходом Гитлера к власти. Ведь его друг прорицатель Хануссен, еврей, пророчивший Гитлеру невероятный успех, говорил, что нацистский режим нуждается в евреях, так что настанет день, и нацизм приведет евреев к расцвету. Перед выходом из квартиры, которую Наоми сняла рядом с дядей, он подарил ей желтый магендавид который он носил в Аушвице.

Наоми хочет прогуляться по коммунистической части города. Хозяйка с радостью предлагает в проводники свою мать.

«В коммунистическом Берлине люди голодают. Каждый день я готовлю пакет с бутербродами для моей старой матери, которая продолжает жить в восточной части».

Наоми с опаской идет по улицам «коммунистической» части родного города. Она вздрагивает от каждой проезжающей мимо милицейской машины. А ее провожатая орет в сторону колонн мужчин в военной форме: «Они не коммунисты, они как нацисты! Я не позволю им отобрать у меня мое мировоззрение!»

Веддинг в двадцатые годы был пролетарским районом. Теперь он выглядит городом-призраком. Жители оставили его и бежали от Гитлера в бараки на окраине города. С того времени «красный» Веддинг пуст. Знаменитый квартал пролетариата безмолвствует, но не в памяти Наоми. Тут она гуляла с товарищами по молодежному еврейскому движению, в эту почву ложились семена, в которых до времени скрывались ростки ее книг.

Город изменился. Нищие кварталы стерты с лица земли, как стерты грани между классами. Профессор живет рядом с рабочим, пролетарий – рядом с инженером. Она возвращается на съемную квартиру с грудой коммунистической литературы, подтверждающей её и Израиля тезис: нацизм стерт, как политическая партия, но продолжает существовать под одеждой современного коммунизма.

А что происходит в еврейском государстве? В каждом своем письме Израиль дает отчет о новостях израильской политики.

15–16.10.60

Гиват Хавива

Сенсация догоняет сенсацию. Вчера сообщили о смерти раввина Толедано. Похоже, журналисты ускорили его кончину. Умер он в глубокой старости, хотя собирался начать новую жизнь. В эти дни всякие явления в жизни имеют политическую окраску, поэтому даже уход раввина Толедано из жизни дает Бен-Гуриону карты в руки, чтобы отыграть свое в министерстве религий.

Сегодня у нас сладкий день: получили две увесистые плитки шоколада, которые ты прислала из Швейцарии. Также получена коробка конфет от моей идишистской писательницы Хаи Эльбаум.

Дочь твоя Дити явилась к нам в 8 часов утра босиком, в разодранной майке. Сбежала из круглосуточного детского сада. С трудом убедил ее вернуться и отвел ее сам туда. “Мне там очень скучно» – сказала она. Очень выросла и повзрослела за время твоего отсутствия. Она очень щедра: цветные открытки, которые ты ей посылаешь, дарит детям. Говорит: у меня их достаточно.

Понимаю, что ты шокирована первой встречей с Германией. До сих пор не встречал человека, получившего такой шок. Это знак, что твоя душа вбирает гораздо больше и интенсивнее, чем обычный человек.

Сегодня получил твое письмо из Берлина. Должен признаться, что твои письма читаются точно так же, как твои романы. Какое обилие событий, какие неожиданные встречи. По сравнению с этим, письма мои скудны. Не о чем рассказывать, разве лишь о политике, и ее неожиданных поворотах в нашей маленькой стране, которые особенно шумны в последние дни. Первым делом – дело Лавона. Каждый день в нем возникает что-то новое. Столкновения между Лавоном и Бен-Гурионом все более усиливаются.

Вчера у малышки со мной был чудесный день. Она сама – чудная. Я склонен согласиться с тобой, что девочка эта необычная: талантлива в детском своем мышлении. Удивляет меня своей уравновешенностью и внутренним спокойствием. Очень помогают твои цветные картинки.

Жду с нетерпением продолжения твоих рассказов. Успеваешь ли ты что-то писать, кроме писем?

Ты отсутствуешь целый месяц. Я уже жду твоего возвращения. Здоровье мое в порядке. Только вот хамсины не прекращаются.

С любовью, твой Израиль

Гнойные раны открываются на ее теле. Никакие мази не помогаю. Физическое и душевное состояние ее плохое, но она сделает всё, для чего приехала в Европу. В центре Берлина она ищет следы одноклассницы Герды. Их магазин тканей стал лавкой по продаже шоколада. Наоми пыталась узнать о судьбе предыдущих владельцев. Новый хозяин пожал плечами, сказал, что нашел магазин разрушенным и опустошенным. Куски тканей были разбросаны. Она пошла к дому, в котором жила Герда с матерью, стучала в двери соседских квартир, спрашивала о двух еврейках, живших в этом доме. Ей сухо отвечали, что нацисты их забрали. Она бродит по улицам, вспоминая высокомерие Герды, иллюзии ее матери. С каким восторгом те отзывались о соседях нацистах! Она видит, как Герда, в бессилии, голодная, падает с ног от каторжной работы в лагере смерти, или ловит воздух в газовой камере Аушвица, или погибает от пули палача. А может быть, ее убил любовник-нацист из страха, что она его выдаст.

18.10.60

Берлин

Мой дорогой!

Что случилось? Я не получаю писем от тебя. Немедленно напиши. Я ничем не могу заниматься, только ожидаю почту. Написала тебе много писем. Получил ли ты их?

Что делает малышка? У нас много неприятностей с Бумбой. Старшая моя сестренка Руфь приехала в Берлин. Обе мы были рады встрече. Оставила ее молодой, красивой,