– Медвежонок! – прошептал Алешка в восторге.

– Умка, однако, – поправил его лунолицый дядька. – Маленький медведь, однако, умка называется. С Севера приехал. А местов, однако, нет.

Выяснилось: дядька привез медвежонка в зоопарк, а его не взяли – некуда пристроить.

По Алешкиному лицу я сразу понял, что он что-то задумал. Или придумал. И не ошибся. Алешка посоветовал дядьке отвезти Умку в Ясенево.

Дядька обрадовался, взял медвежонка на руки и встал.

– Куда ехать однако? Какой сторона света? Правый? Левый?

Алешка мне нашептал:

– Иди, звони дяде Федору, а я за ними присмотрю. Чтобы кто-нибудь их не перехватил.

Я нахально (у Алешки научился) зашел в метро, в пункт охраны метрополитена, и сказал:

– Мой папа ждет звонка. Он – полковник милиции, ваш коллега по борьбе.

– Звони! – сказал мне дежурный лейтенант и придвинул телефонный аппарат. – Привет передавай.

Я набрал номер дяди Федора и сказал:

– Срочно нужна машина. Подать ко входу в Московский зоопарк на Красной Пресне. Вам ясно?

– Так точно! Сверим часы?

– Сверим, – сказал я. – И вам, полковник, личный привет от лейтенанта. Как ваша фамилия? – спросил я дежурного, он ответил. – Вам привет от лейтенанта Козлова. Жду!

По дороге мы поближе познакомились с дядькой, у которого лицо было похоже на полную луну в праздник. Оказалось, его зовут Иван, дядя Ваня.

– Однако, у нас все жители – Иван.

– И тетки тоже? – изо всех сил удивился Алешка.

– Однако, нет. Женщины не называются Иван. Они все называются Татьян.

Он рассказал, что очень давно к ним в стойбище приехали учителя. Мужчину звали Иван, а женщину – Татьяна.

– Однако очень добрый люди. Шибко умный. Иван арифметике учил. Олешек считать. Татьян буквы писать учил. Очень умный люди.

И в память об этих добрых и умных людях всех новых жителей стали называть их именами.

– И все-все у вас Иваны? – восхитился Алешка. – И все шибко умные?

– Шибко умные.

– И вы тоже?

– Самый умный, однако. Умку привез.

Много ума надо, чтобы через всю страну неизвестно куда маленького медвежонка везти.

В Ясеневе медвежонку обрадовались. Еще бы!

Но растерялись. Никто из персонала не знал, как его кормить и содержать. И они стали уговаривать дядю Ваню пожить немного в Москве, пока медвежонок окрепнет. И передать свой опыт по воспитанию маленьких белых медведей, однако.

– Однако, чум строить надо, – задумался дядя Ваня. – Где жить?

Тут у них в глазах появился еще один интерес. Но мы еще не знали, какой.

Вскоре выяснилось. Когда мы опять появились в «Зверинце», там между вагончиками уже стояла остроконечная хижина из рубероида, а возле нее у костра, на котором грелся чайник, сидел довольный дядя Ваня, курил трубку. А рядом, свернувшись в клубок, сладко дремал Умка.

И они оба совершенно не обращали внимания на толпившихся возле них зрителей, восторженно наблюдавших эту картину.

– Здорово придумали, – проворчал Алешка. – Живого человека как экспонат выставили!

Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.

Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.

– Он! – воскликнул Ростик. – Мой др-руг! Забир-раем!

Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.

– Ростик, – втолковывал ему Алешка, – папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост – это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.

– И у коровы, – кивнул Ростик, соглашаясь.

– Что, клюв?

– Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.

– Ты в своей Америке, – рассердился Алешка, – совсем дураком стал.

Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.

– Какие приметы? – задумался Ростик. – Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.

– Ну и что? Какая же это особая примета?

– Очень даже особая, – обиделся Ростик. – Прошкин ему в чашку…

– Сахар положил? – восхитился Алешка.

– Ага. Положил. Только не сахар.

– Умница! – догадался Алешка. И покачал головой: – Только это тоже не примета.

– Бытовое хулиганство, – добавил я. – Думай дальше.

Ростик добросовестно стал вспоминать.

– Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.

– Это как? Изобрази.

– «У Катюши р-расцветали гр-руши!»

У Ростика здорово получилось. По-попугайски.

– Это примета, – деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. – Только для экспертизы маловато будет.

– Думай еще, – подстегнул я Ростика.

– Он разучился в своей Америке, – начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.

– Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! – вспомнил Ростик. – А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.

– Что-что? – насторожился Алешка. – Ну-ка покажи.

– Я ж не Прошкин! – попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.

– Тикай! – сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.

Ростик насупился, но «потикал».

– Блеск! – воскликнул Алешка. – Вот это особая примета! Самая особая! Никаких нам больше примет не надо. Никаких экспертиз. Мы твоего Прошкина сами заберем!

– А как? – недоверчиво обрадовался Ростик.

– А так! – очень толково и подробно объяснил Алешка.

– Ну… – протянул я. – Наверное, ты прав…

– Значит, – уточнил Алешка, – чтобы Прошкин «затикал», его надо спросить, который час? Так?

Ростик кивнул. И Алешка изложил свой план. По-моему, великолепный. Как хвост у Прошкина. И главное, мы не только вернем попугая, но и страшно отомстим его похитителям.

– Нужно им письмо написать, – начал развивать свой план Алешка. – С предупреждением. – И схватился за авторучку.

– Нет уж! – возразил я. – Ты напишешь! «Тыща бакссофф»!

Алешка ни капельки не обиделся, сразу согласился: