Свистков в свою очередь одарил Моню благодарным взглядом. Они хорошо знали и понимали друг друга. Да, конечно. Вот он – повод отпустить цыганку и заняться более серьезным делом. Возвратив Снежане деньги, взносы, фотоаппарат и незапятнанную репутацию, он пригрозил Марине непременной посадкой, если она попадется ему в следующий раз и, получив предсказания долгой богатой жизни, поручил экипажу развезти героев по домам.

И вот теперь Дмитрию Александровичу предстояла та самая головная боль, о которой он думал весь этот затянувшийся вечер. Молодая компания из хороших семей, студенты значимых ВУЗов страны, в день празднования Октябрьской революции втаптывали в грязь красное знамя! Выпили? Да. Но, как говорится, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. А что на уме у этих ребят, которые в будущем должны представлять свою Родину за рубежом? Государственная измена? Какой-то странный кружок? Тайное общество? На самом деле у Свисткова не должно было быть проблем по этому поводу. Это было дело совсем другого ведомства. Дмитрию Александровичу достаточно было снять трубку, позвонить в КГБ и кратко ввести в курс дела старших товарищей и, получив благодарность за бдительность, ни о чем больше не беспокоиться. Но не таков был Свистков. Измена Родине – преступление страшное, влекущее за собой самые серьезные последствия. Тем более в то время, когда в каждом тексте виделся подтекст, а каждому вздоху приписывался подвздох.

Ребята не были похожи ни на врагов, ни на диверсантов, ни на безбашенную шпану. Но в темной комнате все кошки серые, а издали все люди неплохие. Если все-таки снять трубку, то на карьере молодых людей можно ставить жирную точку. И это в самом лучшем случае. А если это какая-то ошибка? По картотеке ни одного, даже мелкого нарушения за ребятами не числилось, за исключением Леонида Конкина (тот самый Кабысдох, что пытался сделать из знамени батут). Во время посещения выставки диковинных рыбок Леня поскользнулся на корке хлеба, которую непослушные пионеры пытались скормить тем самым рыбкам, что было строго запрещено правилами выставки, и уронили ее на пол. Леня был неуклюж и полноват, и падение его с высоты собственного роста было впечатляюще – пострадал один из аквариумов. Но какое отношение это имеет к шпионажу?

«Надо разобраться», – подумал Свистков и пригласил задержанных к себе. Ребята уже успели протрезветь и перепуганно молчали. Они отлично понимали масштаб происходящего. Дмитрий Александрович подвинул Кабысдоху бумагу и ручку и попросил написать объяснительную. Леня тупо уставился на Свисткова. Он не знал, как пишутся объяснительные.

– Опишите, пожалуйста, ваши действия, что и зачем вы делали, – пришел на помощь Свистков. Леня написал пару строк и протянул Дмитрию Александровичу.

Видавший виды страж порядка прочитал написанное и с удивлением посмотрел на Леню.

«Что делал: сорвал и топтал. Зачем? Потому что захотелось».

Дмитрий Александрович вздохнул и снял трубку телефонного аппарата, а затем положил ее на место.

– Ну вот что. Сейчас я звоню в КГБ, и объяснять свои действия вы будете там. У вас есть последний шанс, сейчас же, без бумаги и магнитофона, начистоту объяснить мне свое идиотское поведение. Это последнее, что вы от меня слышите. Дело очень серьезное, и если вы мне скажете неправду, я сразу это пойму, и разбираться с вами будут в другом месте.

Виктор и Ирина рассказали все, что смогли вспомнить на тот момент. И про обделенную реку, и про праздничную эйфорию, и про Робеспьера. И совершенно искренне заверили, что понятия не имеют о том, зачем Леня скакал на знамени.

– Я жду, молодой человек, но недолго, – обратился Свистков к Кабысдоху.

– Красиво плыли, я тоже хотел украсить реку. Но тут увидел патрульную машину. Я сообразил, что стою на мосту выпивший со знаменем в руках, а внизу вся река во флагах. Понял, что добром это не кончится. Лужа была зеленая. И я понял, что если я быстро втопчу полотно в лужу, то успею его покрасить. И тогда мне ничего не будет, так как флаг уже не красный.

Свистков потерял дар речи и долго смотрел на Кабысдоха с открытым ртом и округлившимися глазами. Он мог предположить все, что угодно, но не это. Оторопь прошла, и от сердца отлегло. Хорошо и светло стало на душе. Придя в себя, Дмитрий Александрович протянул Лене чистый лист бумаги с ручкой и попросил без ошибок написать диктант следующего содержания.

«Объяснительная записка

Я, Леонид Леонидович Конкин, (данные паспорта и прописка), по случаю празднования годовщины Великой Октябрьской революции отправился погулять с друзьями. Не рассчитав свои силы, я выпил больше, чем нужно. Зайдя в таком состоянии на мост через реку Яузу, я увидел знамя нашей Родины, лежащее в луже. Не вынеся подобного неуважения к атрибутике советской власти, я попытался поднять флаг и водрузить его на подобающее место, но так как был сильно пьян, при каждой попытке падал вместе с ним обратно в лужу.

При попытках водрузить знамя на место я уронил в реку еще несколько полотен.

Решив больше не нагибаться, я попытался встать на край древка, чтобы поднять знамя за другой конец, который по моим расчетам должен был приподняться. Я потерпел неудачу, но не прекращал попыток разными способами достать флаг из лужи. За этим занятием меня и застали доблестные сотрудники NN отделения милиции г. Москвы. Число и подпись».

Любезный читатель! Впереди нас ждет много интересного. Но чтобы мы могли продолжить повествование о веселом, нам придется немного поговорить о грустном, и описать особенности наступившей эпохи. Обещаю, впрочем, не злоупотреблять вашим терпением.

Итак, прошло время, и нерушимый Союз был разрушен. Граждане находились в растерянности, как ребенок, потерявший сразу обоих родителей, которые казались ему вечным оплотом благополучия и защиты.

События развивались так стремительно, что у людей, для которых бытие привычно определяло сознание, сознание за этим бытием не успевало.

На смену законам пришли «понятия». Как говорилось, исполнительные органы законы не исполняли, а граждане их не читали. Все кинулись добывать деньги.

Знаменитая Горбачевская перестройка перешла в перестрелку. Народ был брошен на выживание. Зарплаты не выплачивались по полгода. Уничтожались фабрики, заводы, градообразующие предприятия и все, что принято называть производством. На смену отечественной продукции пришел импорт, а между продавцом и покупателем образовалась огромная цепочка посредников. Коммунистическую идеологию сменил принцип «купи-продай». Научные сотрудники оказались не у дел. Академики и доктора наук, чтобы прокормить свои семьи, торговали на рынке редиской, недоучки покупали дипломы академиков, а захватившие власть перекрестные отцы распродавали Великую страну и делили ее ресурсы. Тем, кому удавалось устроиться на более-менее хорошую работу, зарплату платили «в конвертах», а трудовые книжки чаще всего не заводили. Людей, отказывающихся работать на таких условиях, выкидывали на улицу и брали более сговорчивых. Как мы знаем, впоследствии этот геноцид привел к еще более страшным последствиям, когда огромное число людей на старости лет остались без пенсий вследствие реформ пенсионной системы, лишивших куска хлеба тех, кого ранее предшественники современных реформаторов лишили возможности наработать себе стаж. Но вернемся в то время.