После чего скинул куртку и вгрызся в неподатливую почву. На сердце было легко, немножко кружилась голова, и Так был в полном восторге — в обществе летучей мыши встречать Рождество ему больше не придется.

Джош стер с лица слезы, поглубже вдохнул и направился по дорожке к дому. Его еще потряхивало от живой картины «Санта получает лопатой по горлу», но он уже начал понимать: этого маловато, чтобы отменить неприятности. Мамочка первым делом спросит: «Ну? И что же ты делал на улице так поздно?» А тупица Брайан, который Джошу даже не настоящий отец, а лишь тупой мамин приятель, скажет: «Ага, Санта бы, наверное, до сих пор был жив, если б ты не засиделся у Сэма». Поэтому на самом крыльце Джош решил, что лучше всего разыграть полную истерику. Он чаще задышал, выдавил из глаз пару слезинок, отрепетировал неплохой всхлип с подвывом и распахнул дверь, втянув в себя сопли с таким звуком, будто у него в горле взорвался карбюратор. И сразу же рухнул на коврик, испустив даже не вой, а полновесную пожарную сирену.

Ничего не произошло. Никто не сказал ни слова. Никто не прибежал на зов.

Поэтому Джош вполз в гостиную, волоча за собой по ковру красивый оптоволоконный кабель слюней с нижней губы и сопливо гнусавя: «Мамочка!» Он знал, как прекрасно это выдергивает взрыватель из ее дурного настроения и вооружает на защиту его от тупицы Брайана, для манипуляции которым у него не было волшебных заклинаний. Однако никто его не окликнул, никто не прибежал, и тупица Брайан вовсе не валялся на диване, словно гигантский сонный слизняк, каковым он по сути и был.

Джош сбавил обороты:

— Мам? — В голосе остался только легкий намек на всхлип, готовый разразиться во всю мощь, едва она ответит.

Джош зашел в кухню: на маминой железке мигал огонек. Джош вытер нос рукавом и стукнул по кнопке.

— Привет, Джоши, — сказала мама своим бодрым переутомленным голосом. — Нам с Брайаном пришлось идти ужинать с закупщиками. Макароны с сыром под фольгой в морозилке. Вернемся к восьми. Делай уроки. Будет страшно — позвони мне на сотовый.

Джош не поверил своей удаче. Глянул на часы в микроволновке: всего семь тридцать. Ат-лично! Свободы — как у эльфа из сказки. Ага! Тупица Брайан срастил деловой ужин. Джош выдернул из холодильника полусфабрикованные макароны с сыром, сунул вместе с коробкой в печку и ткнул в установку времени. От них не нужно даже пластик отдирать, как велят. Если долбать их радиацией прямо в коробке, пластик сойдет и так, а макароны по всей камере не разлетятся — картон остановит. Вообще непонятно, почему в инструкции так не взяли и не написали. Он вернулся в гостиную, включил телевизор и плюхнулся перед ним на пол, дожидаясь, когда микроволновка запищит.

Может, Сэму позвонить? — подумал он. Рассказать ему про Санту. Только Сэм в Санту не верит. Говорит, что Санту придумали гои, чтобы не сильно расстраиваться оттого, что у них нет меноры. Фигня, конечно. Гоям (это такое еврейское слово, объяснил Сэм, значит «девчонки и мальчишки») никакая менора не нужна. Им нужны игрушки. Сэм так сказал просто потому, что злится: вместо Рождества ему отчекрыжили кусок письки и назвали мазилой в придачу.

— Да, тобой быть фуфлово, — сказал Джош.

— Мы Избранные, — сказал Сэм.

— Не для футбола же.

— Закрой пасть.

— Сам закрой пасть.

— Нет, ты закрой пасть.

Сэм был Джошевым лучшим другом, и они прекрасно ладили, но что Сэм понимает в убийствах? Особенно в убийствах таких важных персон? В подобных ситуациях полагается бежать ко взрослым — в этом Джош был больше чем уверен. Пожар, друг поранился, нехорошо потрогали — надо пойти и сказать взрослым, родителям, учителям или полицейскому, и никто не будет на тебя злиться. (Но если ты застал маминого приятеля в гараже, когда он поджигает себе факел из газов после сосисок с чили и пивом, полиция о таком знать абсолютно не желает. Джош этот урок выучил на собственной шкуре.)

По телевизору началась реклама, а Джошевы макароны с сыром еще дрейфовали по микроволнам, поэтому он раздумывал: набрать 911 или помолиться. И он решил помолиться. А делать это, как и звонить по 911, следует не абы как. Например, Богу наплевать, проведешь ты своего бандикута через пятый уровень в «плейстейшн» или нет, и если попросишь помощи на этом фронте, Бог тебя с хорошей точностью проигнорирует, когда помощь нужна будет по-настоящему: например, перед диктантом или если у мамочки найдут рак. Джош прикидывал, что это примерно как минуты в сотовом телефоне, но на сей раз, похоже, ситуация действительно чрезвычайная.

— Отец наш небесный, — начал Джош. По имени Бога называть никогда нельзя — это вроде как заповедь такая или типа того. — Говорит Джош Баркер, индекс девять-три-семь-пять-четыре, Калифорния, Хвойная Бухта, Вустерская улица, шесть-семьдесят-один. Я сегодня вечером видел Санту — это очень здорово, и спасибо тебе за это большое, но потом, как только я его увидел, его убили лопатой, поэтому я боюсь, что теперь у нас не будет никакого Рождества, а я вел себя хорошо — ты и сам это увидишь, если прочитаешь список Санты, поэтому, если ты не против, сделай, пожалуйста, чтобы Санта снова ожил и все у него с Рождеством получилось? — Нет-нет-нет, как-то слишком себялюбиво. Поэтому Джош поскорее добавил: — И счастливой Ханыги тебе и всем еврейским людям вроде Сэма и его семьи. Мазила ты.

Вот. Идеально. Джошу сильно полегчало.

Микроволновка бибикнула, и Джош ринулся на кухню — прямо в колени очень высокого дядьки в длинном черном дождевике, стоявшего у холодильника. Джош завопил, а дядька взял его за плечи, поднял и оглядел так, словно Джош был драгоценным камнем или крайне вкусным десертом. Джош извивался и брыкался, но высокий блондин держал крепко.

— Ты дитя, — сказал блондин.

Джош на секунду перестал брыкаться и заглянул в невозможно голубые глаза незнакомца, который уже изучал его — так медведь разглядывал бы портативный телевизор, раздумывая, как бы половчее вытащить из него всех этих аппетитных человечков.

— Тю, — сказал Джош.

Рождественская елка плавно свернула влево на Кипарисовую улицу. Сочтя это несколько подозрительным, констебль Теофилус Кроу подтянулся к ней чуть поближе, выудил маленькую мигалку из бардачка «вольво» и прицепил ее к крыше. Тео был сравнительно уверен — где-то под елкой должно прятаться и транспортное средство, но пока сквозь ветви он видел только габаритные огни. Пока он ехал за деревом по Кипарисовой мимо киоска с бургерами и «Морского рассола: наживки, снастей и отборных вин», от сосны отвалилась шишка размером с поролоновый детский мяч и скатилась к обочине, где с отскоком ударилась о бензиновую колонку.

Тео разок нажал на сирену, чтобы просто чирикнула: елку лучше остановить, пока кто-нибудь не покалечился. Водитель хвойного вряд ли видел дорогу. Дерево ехало стволом вперед, поэтому самые густые и разлапистые ветви загораживали весь обзор. Шины елки щебетнули, когда ей понизили передачу. Вечнозеленое погасило огни и, взвизгнув, свернуло на Вустерскую улицу, оставляя в кильватере за собой только шишки и облака хвойного выхлопа.