— Знаешь, что забавно? Некоторые люди — мой отец, например, — отдали бы что угодно, лишь бы стереть из памяти дни своих свадеб… А я стараюсь вспомнить и… не могу…

Голос сорвался, и она спрятала лицо в ладони, стыдясь, что не смогла совладать с эмоциями.

— Не плачь, querida. — Хавьер нежно погладил ее по плечу.

Его ласковый утешающий тон лишил Эмелию остатков самообладания. Захлебнувшись рыданиями, она инстинктивно прижалась к широкой груди мужа, обняла его за талию, уткнулась носом в его рубашку, вдохнув терпкий мужской запах. Их бедра соприкоснулись. Эмелия почувствовала, как набухает, наливаясь желанием, его член, ощутила ответную реакцию своего тела: сладкую боль в низу живота и ускорившийся пульс…

Одной рукой Хавьер начал поглаживать ее затылок. Когда он заговорил, его глубокий голос отдался в ушах Эмелии эхом мягких звуков органа в пустом соборе.

— Ш-ш, mi amor. Не нужно расстраиваться, не нужно плакать. Слезами делу не поможешь.

— Но я хочу вспомнить! Девушка должна помнить день своей свадьбы! Что это за жизнь, если в ней не хватает таких важных кусков?

Хавьер отвел прядь волос, упавшую на лицо жены, серьезно взглянул в ее заплаканные серо-голубые глаза.

— Посмотри на это с положительной стороны. Ты забыла не только хорошее, но и плохое — то, что стоило забыть.

Он вытащил носовой платок и, свернув его чистым уголком вверх, осторожно промокнул дорожки слез на щеках Эмелии. Это неожиданное проявление нежной заботы никак не вязалось с его недавней отстраненностью. «Возможно, он все-таки смирился с тем, что стал для меня чужим», — понадеялась Эмелия.

— А что мне стоило забыть? — спросила она.

— Браков без ссор не бывает. — Хавьер спрятал платок в карман брюк. — Мы с тобой спорили, временами — довольно горячо. Я рад, что ты этого не помнишь.

— О чем мы спорили?

Испанец пожал плечами:

— Как правило, о мелочах. Делали из мух слонов.

— И кто обычно извинялся первым?

— Я не очень умею признавать свою неправоту, — ответил Хавьер, помолчав. — Возможно, я похож на отца больше, чем мне бы хотелось.

Он открыл перед ней раздвижные двери большой гардеробной.

— Все твои вещи здесь. Надеюсь, они помогут тебе почувствовать себя дома.

Эмелия прошлась недоверчивым взглядом по рядам элегантных дизайнерских туалетов на вешалках, выставке дорогой обуви и сумочек на полках. Тесные даже на вид мини-платья и туфли на высоченных шпильках просто не могли принадлежать ей, Эмелия никогда в жизни не носила ничего подобного.

— А где все твои вещи? — спросила она, указывая на пустоту в другой части гардеробной.

— Я попросил Алдану на время перенести их в одну из свободных комнат.

Эмелия не удивилась чувству облегчения, а вот примешавшаяся к нему нотка разочарования стала для нее сюрпризом.

— Значит, ты не хочешь, чтобы мы снова начали… хм… спать вместе прямо сейчас?

Хавьер вопросительно выгнул широкую бровь:

— Насколько я помню, ты утверждала, что не имеешь привычки спать с незнакомцами.

— Технически мы знакомы, — чопорно сказала Эмелия, заподозрив, что он решил ее подразнить. — Предъявленные тобой доказательства убедили меня, что ты — мой муж.

Теперь насмешка в его блестящих черных глазах стала очевидной.

— Ты приглашаешь меня переспать с тобой, Эмелия?

Она запаниковала:

— Н-нет… пока. То есть нет. Я еще не готова, и это будет несправедливо по отношению к тебе.

Протянув руку, Хавьер намотал ее локон на палец и потянул к себе, пока Эмелия не почувствовала первые уколы боли.

— А вдруг это воскресит твои воспоминания? Ты так не думаешь, querida! Как знать, может, твое тело запомнило меня лучше, чем голова?

Эмелия едва могла дышать. Они стояли так близко, что тепло его тела обжигало ей грудь даже через два комплекта одежды. Ее соски напряглись и заныли, укромный уголок между ног пульсировал жаром. Ее тело недвусмысленно давало понять, что желает более плотного, более интимного контакта. Бедром, прижатым к его промежности, Эмелия ощущала, что тело Хавьера желает того же.

Хавьер провел подушечкой большого пальца по ее губам, повторяя их очертания.

— Такой красивый рот, — промурлыкал он своим низким сексуальным баритоном. — Сколько раз я целовал эти губы, а они целовали меня! Как жаль, что ты забыла все те восхитительные вещи, которые проделывал со мной твой прелестный пухлый ротик.

Влажный жар, пожиравший ее изнутри, сделался нестерпимым. Она отлично поняла, о чем говорит испанец, прочла это в его глазах. Хавьер инспектировал мысленным взором все бесстыдно-интимные моменты, которые они пережили вместе, смаковал детали. Эмелии казалось, он получает еще большее удовольствие от того, что дразнит ее прошлыми эротическими наслаждениями, которые вдруг стали ей недоступны.

— Хочешь, я расскажу тебе, что мы делали вдвоем, Эмелия? — От его медового, вкрадчивого тона волоски на ее шее начали вставать дыбом один за другим.

Она стояла перед ним как маленькое ночное животное в свете автомобильных фар: беспомощная, ослепленная чувствами, которые плохо вписывались в ее представления о самой себе.

— Я не… не уверена, что заставлять меня вспоминать что-то таким образом — хорошая идея.

От его ленивой улыбки позвоночник Эмелии дрожал как желе. Хавьер ласкал ладонью ее щеку.

— Ты с самого начала была со мной застенчива. Но может быть, сначала ты застенчива со всеми своими любовниками?

— У меня был только один любовник, — нахмурилась Эмелия. — Не может быть, чтобы я тебе не говорила. Я познакомилась с ним, когда пела в группе в Мельбурне. Я была слишком молода, чтобы понять, к чему могут привести игры со взрослым, опытным мужчиной. Глупость, конечно, но подростки часто думают не головой…

— Да, я слышал эту историю. Но я допускаю, что ты не рассказывала мне всего. У тебя могли быть от меня какие-то тайны до того, как мы поженились, а может быть, и после.

— Какие тайны?

— Я не знаю. — Он отпустил ее. — А ты не помнишь. Или, во всяком случае, говоришь, что не помнишь.

В зазвеневшей после этого подозрительного заявления тишине Эмелия села на край кровати, опасаясь, что ноги в любой момент перестанут ее держать.

— Ты думаешь, я притворяюсь? Считаешь меня симулянткой?

— Ты не помнишь меня, но горюешь о Маршалле как безутешная вдова. — Хавьер гневно поджал губы.

— Неужели у меня нет права оплакать друга?

— Я твой муж, Эмелия. Ты живешь со мной, а не с мертвецом.

— Ты не сможешь держать меня при себе силой, — яростно возразила она. — Что ты будешь делать, если я никогда не вспомню тебя?