— Но ведь все это ради нас, — ответил Бретт, когда я однажды спросила, что он думает о трансформации. — Мы не можем не развиваться; когда-нибудь тебе тоже придется сдвинуться с места. Надо постоянно пробиваться вперед.

Уж он-то точно пробился вперед. Прямиком в объятия прекрасной Консуэлы Мартин. Даже сейчас, спустя много лет, мгновенно ощущаю, как закипает кровь. Все запутанные чувства тут же меркнут перед одним-единственным: гневом.

По внутренней связи раздается голос Стивена:

— Перл, зайди ко мне.

Вхожу и вижу, как босс играет в гольф на персидском ковре стоимостью в миллион долларов: пытается загнать мяч на пластиковый поднос со встроенной лункой. Промазывает.

— Черт возьми! Все из-за тебя! Вошла и помешала сосредоточиться.

— Можно подумать, до этой минуты у тебя все получалось, — огрызаюсь я. В общении с этим ядовитым типом без ехидства не обойтись.

Он ретируется к своему рабочему столу. Надо сказать, что стол мистера Шо — это солидное дубовое сооружение размером с небольшой бассейн и со столешницей, обтянутой тисненной золотом кожей. Скучающий без дела компьютер — ноутбук фирмы «Эппл» — занимает лишь крошечную часть обширного пространства. Стивен ничего не понимает в информационных технологиях, не умеет общаться с интеллектуальной техникой и наотрез отказывается учиться. Зато он отлично разбирается в наградах, а потому на полках теснятся многочисленные трофеи, полученные за фильмы, к которым гений плодотворной мысли приложил руку и деньги.

— Сегодня Барри занят, но завтра вы встречаетесь за ленчем в «Спагосе», — оповещаю я и шлепаю на стол увесистую стопку сценариев, которые просил принести начальник.

— «Поло лаундж»! Я же просил организовать ленч в «Поло лаундж», Перл! — вопит Стивен. Он большой мастер увеличивать громкость. — Почему ты ничего не помнишь?

— Прекрасно помню, как в итоге ты остановил выбор на «Спагосе», — мило улыбаюсь я.

Не обращая внимания на ворчание босса, просматриваю список намеченных на ближайшую неделю встреч и напоминаю, что сегодня ему предстоит встреча с руководством «Уорнер бразерс». А во второй половине дня, после занятий, у Крэга футбольный матч, на котором стоило бы появиться. Крэг — это сын Стивена.

Стивен умильно улыбается. У него четверо детей, и все по старшинству расположены в серебряных рамках на столе. Ближе папочка видит их редко. Жены в настоящее время нет — в результате двух браков почетное место осталось вакантным. Таким образом, в мои обязанности входит и координация рабочего графика с графиком семейного общения.

— Хорошо, Перл, — заключает мистер Шо, как обычно, опуская принятое в приличном обществе «спасибо», — в этих стенах благодарность — редкая птица.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, но возле двери останавливаюсь. Понимаю, что предложение смелое, но почему бы и не попробовать?

— Стивен, я подумала о Бретте Эллисе. Что скажешь о его участии в костюмной драме?

Стивен забывает о гольфе и начинает хохотать:

— Знаешь что? Ты лучше оставайся персональным ассистентом, а я останусь агентом. Договорились?

Он долго смеется — так что отлично видны все пломбы в коренных зубах.

— Если ты намерен смеяться…

— Хорошо, хорошо. Попробуй убедить.

Правда заключается в том, что Стивен прислушивается к моему мнению. Можно сказать, уважает. Я обладаю чутьем. Сама не знаю почему. Может быть, потому, что с детства люблю ходить в кино. Во всяком случае, босс никогда не отказывается выслушать мои рассуждения.

— Знаешь, сколько заработала экранизация «Гордости и предубеждения»?

Стивен бормочет что-то невнятное, садится за стол и начинает «работать» на компьютере, делая вид, что почти не слушает. При этом компьютер даже не включен.

— Тридцать восемь миллионов долларов. А знаешь, какую прибыль принесла экранизация «Разума и чувств»?

Стивен снова ворчит.

— Сорок три миллиона. Хочешь знать, какая студия собирается снимать следующий фильм по роману Джейн Остен?

Стивен смотрит с интересом.

— «Нью-Лук пикчерс». Там готовятся экранизировать «Нортенгерское аббатство». Самой яркой, самой привлекательной, с точки зрения зрительниц, ролью, несомненно, окажется Генри Тилни.

— Кто?

— Главный герой «Нортенгерского аббатства». Образ достаточно оригинальный, чтобы привлечь внимание Бретта — он ведь мечтает о некой целостности. Может получиться совсем неплохо.

Стивен ухмыляется:

— Так и быть, подумаю.

Снова поворачиваюсь к двери.

— Но все же ленч я просил устроить в «Поло лаундж», — замечает он вслед подобно ребенку, за которым непременно должно остаться последнее слово.

— Правда? Что ж, в таком случае прости — ошиблась.

Теперь понимаю, что на протяжении всех моих детских лет папа был слегка не в себе. Но мы, малышня, принимали его чудачества за чистую монету — думали, так и надо. Ему ничего не стоило прыгнуть в бассейн одетым, и мы дружно ныряли следом. Он мог вытащить из дома пылесос и начать пылесосить сад. Мог снять с ламп абажуры и надеть на нас вместо шляп. Мог включить стереосистему на полную громкость и вместе с нами скакать по диванам. Жизнь рядом с Гевином Сэшем представляла собой череду буйных выходок и невероятных импровизаций.

Порой папина непредсказуемость выбивала из колеи. А иногда он просто запирался в кабинете и отказывался с нами разговаривать.

Но все эти странности проходили незамеченными, потому что, общаясь с нами, он умел сделать так, что каждый чувствовал себя самым-самым: самым умным, самым интересным, самым любимым. Тогда я еще не знала слова «харизма», но папа обладал ею в полной мере. Нам всегда хотелось оставаться рядом, потому что невозможно было предугадать, что произойдет в следующую минуту. Наверное, вместо крови в его венах текла фантазия, настоянная на пренебрежении к нормам и правилам.

— Давайте сыграем в покер, — неожиданно предлагал папа, когда Бетти уже укладывала нас спать. — Слегка повеселим Бога. — И он учил нас играть на конфету, которую, в конце концов, съедал сам. Причем не просто съедал, а подбрасывал высоко в воздух и ловил широко открытым ртом.

Иногда он появлялся в наших спальнях среди ночи и будил. Такое обычно случалось после долгого отсутствия: папа говорил, что соскучился и не может дождаться утра. Мы спускались вниз, где каждого ждали подарки: куклы из Японии, веера из Испании, стеклянные шарики из Италии.

Иногда он даже катал нас на мотоцикле. Мама открыто высказывала неодобрение. Думаю, Бетти тоже была против опасного развлечения. Ну, а мы неизменно дрались за право первенства. О, что за блаженство мчаться по бульвару Сансет навстречу теплому калифорнийскому солнцу! Потом сворачивали направо, на прибрежное шоссе, летели мимо скользящих по волнам пеликанов и вдыхали соленый воздух безбрежного, вечного океана. В Малибу папа выключал мотор и останавливался. Оглушенные неожиданной тишиной, мы бежали по песку и бросались в зеленовато-голубую воду.