18 сентября. Других слов, кроме “черт бы их побрал”, у меня нет. Эти отвратительные газеты раскопали старую историю про Гарриет и Филиппа Бойза. Питер в ярости. Гарриет говорит: “Этого следовало ожидать”. Ужасно боялась, что она предложит П. расторгнуть помолвку, но она держится очень благородно – думаю, она понимает, что Питер не выдержит всего этого по второму разу. Вероятно, виновата эта Сильвестер-Квик, которая так старалась окрутить Питера, – всегда подозревала, что она пишет колонку сплетен для воскресных газет. Элен (твердо, но неуклюже защищая интересы семьи) решила, что лучше всего будет закатить грандиозную свадьбу на весь высший свет и держаться уверенно. Решила, по известным одной ей причинам, что самый подходящий день – 16 октября. Любезно согласилась выбрать подружек невесты (наших друзей, так как друзья Г. “очевидно исключены”) и предложила свой дом для приема, а также десять вилл, принадлежащих обедневшей аристократии, для медового месяца. Питер, теряя терпение, сказал: “У кого свадьба, Элен? У тебя или у нас?” Джеральд пытался вести себя как Глава Семьи – все его проигнорировали. Элен снова изложила свою позицию и закончила словами: “Думаю, про 16-е мы договорились”. Питер сказал: “Думай что хочешь”. Элен сказала, что покинет нас до тех пор, пока Питер не поймет, что она делает для них все, что может, – и Джеральд смотрел так умоляюще, что Питер извинился за неучтивость.

20 сентября. Агент докладывает, что договорился о цене на Толбойз. Нужно много всего переделать и отремонтировать, но основа крепкая. Договорились о покупке с немедленной передачей владения – нынешний владелец может там остаться до конца медового месяца, а потом уже Питер приедет, посмотрит, какие изменения нужны, и пригласит рабочих.

25 сентября. Ситуация с Элен и газетами стала невыносимой. Питер расстраивается от мыслей о церкви Св. Георгия и обо всей этой шумихе. Гарриет страдает от вернувшегося комплекса неполноценности, который она изо всех сил скрывает. Пока никого не приглашала.

27 сентября. Питер пришел ко мне и сказал, что, если это не прекратится, они оба сойдут с ума. Они с Г. решили сделать все тихо, не говоря никому, кроме самых близких друзей. Небольшая свадьба в Оксфорде, прием здесь, медовый месяц в каком-нибудь тихом уголке сельской Англии. Я с готовностью согласилась им помочь.

30 сентября. Они договорились с Ноуксом, что проведут медовый месяц в Толбойз, о чем никто не должен знать. Видимо, Н. сможет быстро выехать и дать им напрокат мебель и т. д. Я спросила: “Как насчет КАНАЛИЗАЦИИ?” Питер сказал: черт с ней, с канализацией, – в его детстве в усадьбе не было ничего, достойного называться канализацией (мне ли не помнить!). Свадьба (согласно разрешению Архиепископа[25]) 8 октября, и пусть Элен до последнего момента думает что хочет – и газеты тоже. Гарриет испытала большое облегчение. Питер также добавляет, что медовый месяц в отелях отвратителен – собственная крыша (особенно елизаветинская) гораздо лучше подходит английскому джентльмену. Жуткая суматоха со свадебным платьем – от Уорта – в старинном духе, из жесткой золотой парчи, длинные рукава, квадратный вырез, волосы зачесать назад, никаких драгоценностей, кроме моих длинных сережек, которые принадлежали двоюродной бабушке Делагарди. (ЫБ: Издатель, кажется, высоко оценил новую книгу.) Г. будет выдавать ее колледж (по-моему, очень мило) – бесконечные телеграммы и клятвы хранить тайну. Бантер должен поехать в Толбойз заранее и убедиться, что там все в порядке.

2 октября. Бантера пришлось отменить. За ним по пятам ходит пресса. Обнаружил, как один журналист пытался пробраться в квартиру Питера через грузовой лифт. Б. едва избежал привлечения к суду за оскорбление с применением насилия. П. сказал, что придется поверить на слово продавцу касательно состояния Толбойз (включая канализацию). Оплата завершена, и Ноукс говорит, что все подготовит – он часто сдавал дом на лето, так что все будет в порядке… Элен волнуется, потому что до сих пор не разосланы приглашения на 16-е. Сказала ей, что, по-моему, про 16-е еще официально не объявлено(!). Элен спросила: “В чем дело? Питер струсил или эта девчонка опять ломает комедию?” Я намекнула, что свадьба – их личное дело, оба уже давно совершеннолетние. Из слуг они берут только Бантера, который стоит дюжины и сможет сделать все, что надо, с помощью кого-нибудь из местных. Я думаю, что Гарриет боится начинать семейную жизнь среди незнакомых слуг и Питер хочет оградить ее от этого. К тому же лондонские горничные в усадьбе – одна помеха. Если Гарриет сумеет правильно поставить себя с Бантером, у нее никогда не будет забот с прислугой.

4 октября. Зашла к Питеру в гости – он хотел посоветоваться насчет оправы для некоторых камней, которые привез из Италии. Пока я была у него, заказная почта принесла большой плоский конверт, надписанный рукой Гарриет. Задумалась, что это такое она захотела прислать, а не принести сама! (Любопытство меня погубит!) Смотрела, как Питер его открывает, притворяясь, что рассматриваю циркон (такой необычный цвет!). П. нелепо покраснел, как это с ним бывает, когда ему скажут что-нибудь слишком личное, и стоял, уставившись на содержимое, пока я не выдержала и не спросила: “Что это?” Он сказал странным голосом: “Подарок невесты жениху”. Меня некоторое время беспокоило, как она с этим справится, потому что не так-то легко на самом деле подарить что-то очень обеспеченному человеку, если ты сам не безумно обеспеченный, и неправильный подарок хуже, чем никакого, но ведь ужасно, когда тебе ласково говорят: “Ты сама – лучший подарок” – очень мило, но слишком покровительственно и в духе лорда Берли[26]– а у нас у всех, в конце концов, есть человеческие инстинкты, и делать подарки – один из них. Так что я бросилась взглянуть, и это оказалось письмо на одном листе, написанное очень красивым почерком семнадцатого века. Питер сказал: “Забавнее всего, что мне в Рим прислали каталог, и я до смешного рассердился, когда узнал, что оно продано”. Я удивилась: “Но ты ведь не собираешь рукописи”. А он ответил: “Не собираю, но эту я хотел для Гарриет”. Он перевернул ее, и я прочитала подпись: “Джон Донн”, и это многое объяснило, потому что Питер всегда был неравнодушен к Донну. Кажется, это очень красивое письмо от Д. к прихожанке – некой леди – о Божественной и человеческой любви. Я пыталась его прочитать, только мне никогда не удается разобрать такой старомодный почерк (интересно, что скажет Элен – наверняка сочтет, что золотая зажигалка была бы гораздо уместнее), – когда Питер подошел к телефону, набрал номер и сказал: “Послушай, душа моя”, – таким голосом, какого я у него никогда не слышала. Так что я выскочила из комнаты и столкнулась с Бантером, как раз входившим из холла. Боюсь, что Питер заигрывается, потому что, когда он вышел после звонка, Бантер доложил, что “забронировал лучший номер в “Лорде Уордене”[27]на ночь 16-го, милорд, а также каюту и поезд до Ментоны[28]в соответствии с инструкциями”. П. спросил, шли ли по следу чертовы шакалы. Б. сказал: да, главный шакал, как и предполагалось, подошел к нему, жадно втягивая носом воздух. Спросил: “Почему “Лорд Уорден”, а не ночной паром или аэроплан?” Б. ответил, что миледи подвержена морской и воздушной болезни. Шакал этим удовлетворился и дал ему 10 шиллингов, которые, как Б. говорит, он позволит себе отправить в Общество помощи заключенным. Я сказала: “Ну право, Питер!”, но он ответил: почему бы ему не организовать поездку на континент для достойных людей? – и отправил все бумаги мисс Климпсон для страдающего туберкулезом бухгалтера и его жены в стесненных обстоятельствах. (Узнать: чем можно стеснить обстоятельство?)