Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вера догадывалась, но не хотела ломать монолог господина министра предположениями, поэтому просто заинтересованно приподняла брови с поощрительной улыбкой. Он глубоко вдохнул и с насмешкой выдал:
— «Мы же договаривались», — со смесью восхищения и сарказма развёл руками, вздохнул: — Да, мы договаривались. Десять лет назад. И он всё это время ни единой живой душе не дал ни малейшего повода заподозрить, что я с ним занимался. Я посмотрел в его невозмутимо-честные глаза и подумал, что если и хочу видеть кого-то с оружием за своей спиной, то только его. Пошёл к хозяину дома и купил его. — Его лицо дрогнуло раздражением и он зло добавил: — За пять золотых. Если бы хозяин знал, что за последние десять лет я потратил на него столько золота, что в двух ладонях не удержишь, он бы сильно удивился.
— И вы дали ему свободу? — улыбнулась Вера, министр качнул головой:
— Я привёз его в Карн, здесь нет рабства. Переходящие границу рабы получают документы контрактного работника, в которых указывается их зарплата, имя хозяина и сумма задатка. То есть, он свободен, но обязан работать на меня, пока не выплатит свою стоимость, но при этом, если я опять поеду с ним в Империю, он опять считается там рабом.
Вера нахмурилась от такой мудрёной юриспруденции, почесала лоб:
— То есть, он сейчас кто?
— Смотря где, — усмехнулся министр, — в Карне — свободный человек и мой приёмный сын, абсолютно официально, он внесён в завещание как мой старший наследник. В Империи — спорный вопрос… считать его рабом уже нельзя, сыном, к сожалению, тоже. Там есть такое понятие, как «подопечный», оно юридически значит «не кровный родственник, член семьи без права наследования». В Империи часто случается так, что дети воспитываются у родственников или вообще в чужой семье, у них может быть имущество, которым до их совершеннолетия распоряжается опекун, но после он уже не имеет на это имущество права, как и подопечные не имеют права на наследство опекуна.
— А почему так получается? — тихо спросила Вера, он отвёл глаза:
— Дети часто остаются без родителей или даже рождаются без родителей. Войны, преступность, болезни. Женщины умирают в родах, мужчины уходят на заработки и исчезают, — он пожал плечами, как будто отмахиваясь от чего-то несущественного. — В Империи нет детских приютов, бесхозных детей вешают на тех родственников, которым не удалось отвертеться.
«И относятся они к ребёнку соответственно.»
Вероника опустила глаза, чтобы он не увидел в них сочувствия, ей показалось, что они как-то незаметно свернули не туда и он вот-вот это поймёт и разозлится. Он молчал, она рассматривала тарелки, потом увидела, как он героическим усилием берёт вилку и опять тянется за салатом, улыбнулась и подняла глаза. Министр нависал над столом, опираясь на локти, и медленно жевал с видом довольным, уставшим и не желающим сдаваться.
— Дайте угадаю, — тихо сказала Вероника, — вам сегодня не удалось поспать после утренней тренировки?
Он бросил на неё короткий недовольный взгляд, как бы говорящий: «не лезьте не в своё дело, будьте так любезны, пожалуйста», она фыркнула и отвернулась, краем глаза заметила, как он с трудом пытается сдержать зевок и криво улыбнулась, смеривая его взглядом:
— Идемте спать, а?
Министр прыснул и смущенно качнул головой:
— Только не выражайтесь так в обществе, на цыньянском это звучит как предложение остаться на ночь у вас.
— Здесь нет дивана, — невинно захлопала глазами она, он фыркнул и покачал головой. — А вы слышите меня на цыньянском?
— Я слышу вас на четырёх языках и двух островных диалектах, — с сарказмом ответил он, — у вас довольно специфическая речь.
Вера заинтриговано улыбнулась и спросила по-английски:
— Вы меня понимаете?
Он иронично закатил глаза и выпрямился, изображая несколько быстрых жестов, которые Вера несомненно и мгновенно поняла как «а вы меня?» и округлила глаза:
— Круто! — Пощупала кулон, подняла глаза на министра: — Вы знаете язык глухонемых?
— Одну из модификаций, — повёл пальцами в воздухе министр, — при нашей специфике работы — нелишнее.
Она понимающе подняла брови и больше спрашивать не стала. Он опять засмотрелся в пространство и с трудом сдержал зевок, Вера спрятала улыбку:
— Уже поздно. Может, перенесём мой рынок за послезавтра и выспимся?
— Ничего не надо переносить, — нахмурился министр, смерил её слегка недовольным ироничным взглядом и буркнул: — Если устали, так и скажите.
Вера медленно изучила его сонное лицо и позу, села точно так же, подперев щеку ладонью, изобразила на лице то же выражение и вздохнула с наигранной заторможенностью:
— Чё-то я устала, капец… может, спать? — Он рассмеялся, она перестала кривляться и выпрямилась: — Что? — Он поднял ладони и качнул головой, она с раздражением сложила руки на груди: — Ну что? Это тоже неприлично звучит?
— Нет, это просто смешно выглядит, — он допил воду и встал, иронично поклонился: — Не буду вас утомлять, не смею больше задерживать, приятных снов. — Вера почти показала язык и тоже встала, он чуть серьёзнее добавил: — И не забудьте про рынок, Барт вас завтра разбудит.
— Хорошо.
Они остановились у рамки портала, она опять в который раз почувствовала то горячее напряжение, от которого одновременно страшно и интересно, интригующая пауза затягивалась, господин министр смотрел на неё с такой ироничной улыбкой, что его хотелось треснуть. Наконец он опустил глаза и улыбнулся шире:
— Вы не только свет желудка, но ещё и мрак разума. Что я теперь буду делать? После такой обжираловки нельзя ложиться спать. Чем я думал?.. — Поднял на Веру шутливо обвиняющий взгляд и пробурчал: — Почему вы меня не остановили?
Вера сделала большие честные глаза и шепотом ответила:
— Знаете, у меня нет на это осознанных причин, но я интуитивно чувствую, что влезать между вами и вашей едой — не самое мудрое решение.
Он рассмеялся и тут же схватился за живот с мученическим видом:
— Зачем же столько есть, великие боги… что я буду делать теперь?
— Ну хотите, — смущённо предложила Вера, — я вам журнальчик дам?
Он поражённо выдохнул, с сарказмом поднял ладони:
— Отличный план. Гениально. Ночь, кабинет, куча нарисованных голых женщин и я, обожравшийся до полной неподвижности. Отлично. Спокойной ночи, госпожа Вероника, приятных снов.
Он поклонился с издевательским восхищением, развернулся и вышел, всё ещё смеясь. Вера постояла у стены, пытаясь справиться с расползающейся улыбкой, потом махнула рукой и решила ходить так.
* * *
— Вера, подъём. Ну Вера, ну!
— Отстань. — Она натянула на голову одеяло и попыталась опять нырнуть в сон. Она уже почти не помнила, что ей снилось, но это было однозначно лучше, чем вылезать из-под одеяла в холодный неприветливый мир.