Одурманенная, спящая, я ехала в неизвестном направлении и ничего не знала о других событиях, связанных с замыслом Куана. Не могу точно описать сцену на следующее утро, когда королева обнаружила, что ее дети исчезли, поскольку мы никогда с ней об этом не говорили. Но мысленным взором я вижу, как королева открывает дверь детской, вижу ее недоумение перед двумя пустыми кроватками, в которые она накануне вечером уложила Вики и Берти. Маленький Альфред приподнимается в своей колыбели и зовет ее. Она берет его на руки и спрашивает, а где его брат и сестра. Она входит в мою комнату, видит, что она пуста, и бросается к своему супругу с криком:

— Берти, Вики и гувернантки здесь нет!

Принц-консорт призывает служителей и возглавляет поиски в замке и садах, но нас нигде не находят. Королева обыскивает мою комнату и обнаруживает, что моей мантильи нет. И сделать она может только один страшный вывод.

Однако что произошло затем, я знаю. Мне позднее рассказал мистер Слейд. Он и лорд Анвин приехали к замку в карете, предназначенной отвезти мистера Слейда и меня на железнодорожную станцию. Лорд Анвин намеревался проводить нас, чтобы самолично убедиться в нашем отъезде. Королева и принц-консорт кинулись наружу, чтобы встретить их.

— Мисс Бронте похитила Берти и Вики! — объявила королева в гневе, исполненном отчаяния.

— Не может быть! — сказал мистер Слейд.

— Ее и детей нигде нет, — возразил принц-консорт. — Что еще нам остается предположить?

— Это все вы! — обрушила свой гнев королева на мистера Слейда и лорда Анвина. — Если бы вы не уговорили меня согласиться на возмутительный план допустить сюда мисс Бронте, этого не случилось бы!

Она разразилась истерическими рыданиями, принц-консорт попытался ее успокоить, а лорд Анвин поспешил сказать:

— Это придумал мистер Слейд.

— Мисс Бронте — женщина твердых нравственных устоев, — сказал мистер Слейд. — Она никогда бы не причинила зла детям.

Я знаю, он был до крайности взбешен попыткой лорда Анвина переложить всю вину на него, но даже еще больше тревожился за меня. Взвешивал ли он, не удалось ли Куану все-таки принудить меня к похищению?

— Я никогда не доверял мисс Бронте, — сказал лорд Анвин. — И теперь она показала себя закоренелой преступницей.

— Ну мне, черт возьми, все равно, кто из вас виноват! — закричала королева. — Приказываю вам вернуть моих детей! И отыщите мисс Бронте, чтобы я могла повесить ее за государственную измену!

Лорд Анвин повернулся к мистеру Слейду:

— Вам лучше поторопиться.

— Вчера вы меня уволили, — напомнил ему мистер Слейд.

— Вы восстановлены, — злобно огрызнулся лорд Анвин.

Что до событий, происходивших еще более далеко, о них я узнала из другого источника. В свой рассказ я вставляю страницы письма Брэнуэлла Фрэнсису Гранди, механику, с которым он познакомился, когда служил на железной дороге Лидс — Манчестер, письма, которое он так и не отправил.

Мой дорогой Фрэнсис!

После нашей последней встречи мне довелось пережить нечто поразительное, невероятное. Я колеблюсь писать об этом из опасения, что ты мне не поверишь.

Как ты знаешь, я пребывал в чрезвычайно скверном состоянии. День за днем я становился все слабее и угнетеннее. Мне необходимо было выпить спиртного и опиума, чтобы не погрузиться в чернейшее отчаяние. Когда их благословенное успокоительное действие проходило, начинались озноб, тремор, тошнота, страшная головная боль и невыносимые телесные муки. И что хуже всего, меня терзали сожаления о том, кем я мог бы стать — великим художником, писателем, героем моей собственной жизненной повести, — но не стал. Таково было мое состояние 10-го, кажется, сентября, когда я остался без капли того и другого спасительного средства. Почти обезумев от желания найти облегчение, я обыскал спальню, и — о! — удача улыбнулась мне, последнему негодяю. Я нашел деньги в ящике отца!

Я поспешил в деревню и купил флакон опиума, который положил в карман. Затем я доплелся до «Черного быка», гостиницы. Там проводили боксерский матч. Два деревенских парня молотили друг друга кулаками. Зрители орали, хохотали, осушали свои кружки и швыряли монеты. Они дружески меня встретили, и вскоре вино уже огнем разливалось по моим жилам. Я чувствовал себя точно догоревшая свеча, когда фитилек вспыхивает и угасает в лужице воска. Голова у меня шла кругом. О последовавших часах я ничего не помню, пока не проснулся в комнате наверху. Вошла служанка и сказала мне, что я проспал весь день и пора идти домой.

Испытывая головокружение и тошноту, я, шатаясь, побрел по деревне. Была глухая ночь, улицы были безлюдны. В черном небе блестели звезды, будто злые глаза. С трудом поднявшись на холм, я повалился на дверь нашего дома. Она была заперта. Я забарабанил по ней, крича, чтобы кто-нибудь меня впустил. Ее открыл дюжий детина, которого я никогда прежде не видел.

— Кто ты? — спросил незнакомец.

Удивленный, встревоженный, я сказал:

— Я Брэнуэлл Бронте. Я живу здесь. Что вы делаете в моем доме?

Он втащил меня внутрь, захлопнул дверь и задвинул засов. Я рухнул на колени. Меня поразил ужас. Хотя мои чувства все еще были одурманены вином, я понял, что произошло что-то неладное.

— Где мой отец и сестры? — сказал я. — Что вы с ними сделали?

В прихожей появились еще двое мужчин. Я заморгал, не зная, настоящие ли они или мое зрение умножило фигуру первого. Он сказал:

— Это сын. Я не мог оставить его снаружи, иначе он поднял бы шум и перебудил деревню. Что нам с ним делать?

Второй сказал:

— Запрем его с остальными.

Третий открыл дверь подвала. Они подтащили меня к лестнице. Как я кричал и боролся! С детства я боялся этого подвала; я не мог избавиться от убеждения, что там прячутся гоблины. Но я был слишком немощен, чтобы сопротивляться им. И, спотыкаясь, слетел в черный провал. Дверь захлопнули и заперли. Холодные миазмы могилы сомкнулись надо мной.

— Выпустите меня! — завопил я в ужасе. — Прошу вас!

Я попытался вскарабкаться вверх по ступенькам, но меня била такая дрожь, что все мои усилия оказались тщетными. Всхлипывая, я свернулся клубочком на полу. И услышал шепоты и шорох движений.

— Нет! — закричал я, уверенный, что гоблины вот-вот утащат меня в ад. — Убирайтесь прочь!

— Брэнуэлл, это ты? — спросил голос поблизости.

— Не трогайте меня! — умолял я.

Холодные пальцы коснулись моей щеки. Я вопил и извивался, пока существо, которое я принял за гоблина, не сказало:

— Это я, Энн.

Теперь я узнал ее голос и бормотание Эмили и моего отца. Меня охватило такое облегчение, что я заплакал. Мы обнялись в темноте.

— Что случилось? — спросил я Энн. — Почему эти люди заперли нас тут?