– Ты ненормальный. Это ребячество какое-то. Ты сажаешь что-то здесь?

– Это для того, чтобы на могиле быстрее выросла трава, и тогда её точно никто не найдёт.

– Идиотизм. А цветочки посадим, ну чтобы было совсем правдоподобно, или перчик?

– В следующий раз обязательно отправлю тебя в магазин за рассадой и приглашу на очередное закапывание трупа, – фыркает Лазарро.

– Ты же в курсе, что это теперь нужно полить?

– Я как раз отлить хотел.

– Лазарро! Ты ведь несерьёзно?! – вскрикиваю я, но он, сняв перчатки, бросает их на землю и, действительно, расстёгивает ширинку.

– Боже мой, это гадко! Я же женщина! Я не должна видеть, как ты это делаешь! Лазарро, не смей! – Быстро отворачиваюсь и закрываю уши.

Больной ублюдок. Больной!

Жмурюсь от нелепости его поступка. Как так можно? Прыгать на могиле, хотя ещё некоторое время назад горевал по поводу смерти этого человека. Писать на неё! Это уму непостижимо! Это богохульство… ну да, особенно, закапывать труп. Меня теперь в церковь точно не пустят.

Лазарро щиплет меня за ягодицу, и я визжу от неожиданности и боли.

– Идиот! Хватит это делать! – Со злостью ударяю его по плечу.

Он смеётся надо мной и направляется к машине.

– И что? Мы его просто здесь оставим? А как же минута молчания? – Бросаю озадаченный взгляд на могилу.

– Зачем минута молчания? Амато сдох. Я свою задачу выполнил. Спать хочу, – пожимает он плечами.

– Лазарро!

– Что? – Недовольно оборачивается ко мне.

– Вернись сюда, и мы сделаем всё как положено.

– Ты что, отпевать его начнёшь? Так и знал, что ты из церковных девиц, – бурчит он, приближаясь ко мне.

– Я не из них. Но мы должны минуту помолчать. Простить его. Не для того, чтобы его душа попала в рай или ещё куда-то, а для себя. Простить себя за ошибку. Давай, Лазарро, – твёрдо произношу и встаю у могилы.

Он недовольно становится рядом и обиженно поджимает губы. Как бы Лазарро сейчас ни выглядел, что бы ни делал, что бы ни говорил, но я знаю, что ему это нужно. Он обязан проститься с Амато нормально, чтобы потом не винить себя в этом.

– Начинать можно? – бубнит он.

– Мы уже начали. Молчи. Одну минуту. Молчи и думай о том, что ты прощаешь себя за то, что когда-то сделал неправильно. За то, что может быть сказал не то. За то, что всё так случилось. Это не просто труп, Лазарро, мы убили и похоронили человека…

– С каких пор мы? Это я его убил. Хватит присваивать мои заслуги, Белоснежка. Ты даже землю хреново бросала, – возмущается Лазарро.

– Боже, ты невыносим. Молчи, – рыкаю на него и закрываю глаза, тяжело вздыхая. Эта ночь многое мне показала. На самом деле я учусь каждую минуту, но так и не знаю, что в итоге из меня выйдет. Но я причастна к этому преступлению. Я причастна к каждому и извиняю себя за то, что больше не смогу быть прежней Лавинией. Я стала чёртовой Белоснежкой.

Внезапно чувствую, что Лазарро сплетает между собой наши пальцы. Открываю глаза и смотрю на наши руки. Моя в перчатке и грязная, а он обнажённой рукой сжимает мою ладонь. Поднимаю голову на Лазарро.

Он кивает мне, и его взгляд становится светлее в ночи. Он освободился от чувства вины. И я рада, что была причастна к этому. Я вижу в его глазах благодарность, которую он никогда не произнесёт вслух. Теперь у нас есть наша тайна. Личная. И это сближает нас куда сильнее, чем секс.

Мелочи. Они так важны. Мы редко их замечаем или же попросту, игнорируя, проходим мимо. Не замечаем в глазах близкого нам человека грусти и тщательно скрытой боли. Пусть он и говорит, что с ним всё хорошо, но это ложь. Мы уходим, а его взгляд становится пустым, потому что именно от нас, людей, зависит то, во что этот человек будет снова верить. Человеку нужна надежда, а её убивают очень часто. Над ней так же часто надсмехаются. А потом человек всё важное для себя попросту теряет. Остаются лишь холод и боль. И не надо уходить. Не поворачивайтесь спиной. Даже услышав «со мной всё хорошо», останьтесь рядом. Уделите минуту, и вы увидите, что не всё хорошо, и вы, действительно, нужны. Не важно, что будет с вами обоими дальше. Важно, что происходит сейчас. В эту минуту. Нужно уметь ценить мелочи. Из них собрана вся наша жизнь. Мелочи… это как жемчуг. Его нанизывают на нить, и он может стать самым красивым украшением, самым дорогим, самым любимым. Или же жемчужин просто не хватит, и вы уберёте эту нить в дальний ящик, потеряв любую надежду надеть колье собственной жизни, сотканное из мелочей.

– Двенадцать минут и три секунды. Можно уже идти, или ты всё ещё молишься?

– Лазарро, – цокая, бросаю на него раздражённый взгляд.

– Думать опасно. Ты постоянно себя этим ранишь, Белоснежка. Побереги свою кожу, на тебе уже живого места не осталось. – Лазарро тащит меня к машине.

– Серьёзно? То есть не ты приложил к этому руку? Задница до сих пор зудит, – напоминаю ему.

– Я могу тебя в неё трахнуть. Перестанет?

– Прекрати. А как же наказание? – спрашивая, прищуриваюсь.

– Я подготовил для тебя фейерверк. – Лазарро забирает у меня лопату и бросает её в кузов.

– Ха-ха, смешно. Мне ещё кровь оттирать. Я ведь обещала. А что обещала я делаю…

– Конечно, Белоснежка. Минет я до сих пор не получил.

– Ты прикалываешься? – Пихаю его в плечо в машине.

– Минет, который ты будешь делать с удовольствием. Я всё ещё жду его.

Смеюсь от его обиженного тона.

– Ты давно у психиатра был?

– Как раз вместе и сходим. Тебе он точно необходим, а я так, старого знакомого поприветствую.

– Лазарро, хватит, – хохочу, качая головой.

– Иисусе, мы только что похоронили Амато, а ты смеёшься, Белоснежка! Плохая Белоснежка! – имитируя возмущение, подначивает меня Лазарро.

– Вау, да ты богохульствуешь. Не стыдно?

– Ни капли. Я идеален.

Хихикая, отворачиваюсь к окну.

– А куда мы едем? Мы же двигаемся дальше. Мы что, теперь едем обратно в Неаполь в этой ужасной машине?

– Началось. Женские капризы.

– Это всего лишь практичность. В старой машине хотя бы кондиционер был. Я скучаю по прохладе и по кондиционерам. От нас уже воняет, Лазарро. И нам обоим нужен душ, я уже не говорю про свежую одежду, – цокая, приподнимаю своё грязное платье.

– Терпение, Белоснежка. Сколько раз тебя нужно учить этому? – закатывает глаза Лазарро.

– Так куда мы едем?

– Мать твою, женщина, успокойся! Ты слишком взвинчена!

– Адреналин дело такое. Сам научил, сам и разбирайся.