На мгновение изумленный Джейк не знал, смеяться ему или злиться. Она специально так делает, чтобы обеспокоенные люди регулярно к ней возвращались? С мыслями, которые не дают спать ночью. Хаусфрау с приемной, полной озабоченных вдов.

— Может, она еще встретит прекрасного незнакомца. Уверен, вы по картам видите много таких.

Она слабо улыбнулась.

— Да, верно. Понимаю, о чем вы. — Она посмотрела в сторону другой комнаты. — Но какой от этого вред? — И снова повернулась к нему. — Кто скажет? Иногда все верно. Иногда карты удивляют даже меня.

— Прекрасно. Буду присматривать — в обе стороны.

— Как пожелаете, — сказала она и повернулась спиной, больше не задерживая его.

— Чего она хотела? — спросила Лина у дверей.

— Ничего. Американских сигарет.

Они пошли вниз по лестнице. Лина притихла.

— Да, ушло пятьдесят марок, — сказал Джейк.

— Но она все знала, — сказала Лина. — Откуда?

— Что знала?

— Что она имела в виду — рядом со смертью, женщина?

— Откуда я знаю? Туману напускала.

— Нет, я видела, как ты посмотрел на нее. Для тебя это что-то значило. Расскажи мне.

Она остановилась в двери так, чтобы ее не было видно с улицы.

— Помнишь ту девушку на Гельферштрассе? В гостинице? На следующий день ее убили. Несчастный случай. Я стоял рядом, думаю, она это имела в виду. Вот и все.

— Несчастный случай?

— Да.

— А почему ты мне раньше не рассказал?

— Не хотел расстраивать тебя. Это был просто несчастный случай.

— Фрау Хинкель так не думала.

— А что она знает?

— Она знала о детях, — опустив глаза, сказала Лина.

— Двоих.

— Да, двоих. Моего ребенка от русского. Откуда она могла узнать о нем? — Расстроившись, она отвела взгляд. — Карты матери. А я его убила. И никакой любви для него.

— Не надо, Лина. — Он взял ее за подбородок и приподнял его. — Глупости все это. Ты же знаешь.

— Да, знаю. Это был просто ребенок. Я не хочу думать об этом. Убить ребенка.

— Ты не убивала. Это разные вещи.

— Ощущение одинаковое. Иногда я вижу его перед собой, знаешь? Повзрослевшего. Мальчика.

— Перестань, — сказал Джейк, гладя ее по волосам.

Она кивнула, ткнувшись головой ему в ладонь.

— Знаю. Только будущее. — Она подняла голову, как бы физически прогоняя настроение, взяла его руку, провела пальцем по ладони. — А это я?

— Да.

— Такая линия. У мужчины, — сказала она, копируя голос фрау Хинкель.

Джейк улыбнулся:

— Должны же они говорить хоть какую-то правду, иначе люди просто не придут. Как насчет ванны?

Она повернула его руку и посмотрела на часы.

— Ой, смотри. Уже поздно. Извини. — Она наклонилась и чмокнула его в щеку. — Я ненадолго. А ты что будешь делать? — спросила она, когда они направились к площади.

— Собираюсь поискать нам новую квартиру.

— Зачем? С Ханнелорой же неплохо.

— Думаю, это необходимо.

— Зачем? — Она остановилась. — Ты чего-то недоговариваешь.

— Я не хочу, чтобы ты была приманкой.

— А как же Эмиль?

— Там остается Ханнелора, если он вдруг придет.

Она посмотрела на него.

— Значит, ты думаешь, что он не появится. Рассказывай.

— Вполне возможно, что он попал к русским.

— Я не верю в это, — сказала она так быстро, что Джейк обеспокоенно взглянул на нее. Две линии.

— Я сказал — возможно. У человека, который вывез его из Крансберга, были русские деньги. Думаю, он продал информацию — о местонахождении Эмиля. Я не хочу, чтобы они достали и тебя.

— Русские, — сказала она сама себе. — Я им нужна?

— Им нужен Эмиль. А ты его жена.

— Они думают, я поеду к ним? Никогда.

— Русские об этом не знают. — Они снова пошли через площадь, где женщины все еще таскали кирпичи. — Это просто мера предосторожности.

Она посмотрела на их дом, целехонький среди груды развалин.

— А где сейчас безопасно? Здесь я всегда чувствовала себя в безопасности. Всю войну я знала, что все будет хорошо.

— И сейчас нет никакой опасности. Я просто хочу найти что-нибудь более надежное.

— Защитник, — хмыкнула Лина. — Все-таки она была права.

— Давай, поехали, — сказал он, забираясь в джип.

Она снова посмотрела на дом, затем села в машину и стала ждать, когда он заведет мотор.

— Безопасность. В больнице они хотели, чтобы я стала монахиней. Надела на себя рясу, понимаешь? «Наденьте это и вы будете в безопасности», — говорили они. Но она меня не уберегла.

Пастор Фляйшман исхудал так, что остались кожа да кости, а над белым воротничком выпирало адамово яблоко. Он стоял перед вокзалом «Анхальтер» с ручной тележкой и в своем облачении странным образом был похож на носильщика.

— Лина. Я уже стал беспокоиться. Смотрите, что я нашел. — Он показал на тележку. — О, но автомобиль… — Он с интересом посмотрел на джип.

Лина в замешательстве повернулась к Джейку:

— Ты не против? Я не хочу просить — знаю, это запрещено. Но они так устают после поезда. А идти очень далеко. Ты не поможешь?

— Не вопрос, — сказал он пастору, потом протянул руку и представился. — Скольких вы ожидаете?

— Точно не знаю. Возможно, двадцать. Очень любезно с вашей стороны.

— Тогда придется перевозить их поочередно, группами, — сказал Джейк, но пастор просто кивнул — детали его уже не интересовали, как будто господь преумножит джип, как хлебы и рыбу.

Они ждали на переполненной платформе; сквозь пустую искореженную клеть крыши просматривалось небо. Фляйшман привел с собой еще одну помощницу, и пока они с Линой разговаривали, Джейк стоял, прислонившись спиной к колонне, курил и наблюдал за толпой. Вокруг кучками понуро сидели люди, держась за рюкзаки и сумки. Обычная вокзальная сутолока замедлилась здесь до безжизненного оцепенения. Компания мальчишек-беспризорников рыскала глазами в надежде что-нибудь стянуть. Слонялся русский военный — наверное, в поисках девчонки. Усталые женщины. Все как обычно, что навевало ощущение покоя. Джейк вспомнил собственные проводы. На платформе с шумом пили шампанское, было полно военных в новенькой форме. Кому-то подмигивала Рената, намереваясь что-то отколоть.

— А где вы выучили немецкий? — вежливо спросил Фляйшман, чтобы скоротать время.