«Она легко не сдастся, это боец! – раздавался его голос, характеризующий Тесс. – Но мы загнали ее в угол».

Услышав эти слова, Эмори Боуз сделал Тесс жест своей сигарой, и на губах у него появилась улыбка узнавания.

Пленка кончилась, Тесс положила кассету обратно в сумочку и посмотрела Боузу в глаза.

– Ну, Эмори, – проговорила она. – Не будем тратить времени. Какова твоя цена?

Он поднял бровь.

– Цена, мадам? Извините, что вы имеете в виду?

Тесс, с трудом держа себя в руках, не отрывала от него глаз.

– Мы оба знаем, на чем стоим, – проговорила она. – Вы знаете меня, Эмори. И я знаю вас. Итак, скажите, что вы хотите?

– Что я хочу? – Он покачнулся на стуле и вдруг хохотнул. – Сомневаюсь, мадам, что вы сможете понять, что я хочу.

Тесс промолчала. Эмори Боуз смотрел на нее с яростью и триумфом.

– Позвольте мне кое-что вам рассказать, миссис Ланкастер, – заговорил он. – Тридцать пять лет назад, когда я был еще мальчишкой, я работал по двенадцать часов в сутки, собирая яблоки в отцовском саду. Мы должны были выручить достаточно денег и сохранить клочок земли, которую предки обрабатывали на протяжении четырех поколений. Я не знаю, миссис Ланкастер, помните ли вы историю? Если помните, то знаете, что яблоки продавались на улицах Нью-Йорк-Сити людьми, потерявшими работу, которые не могли заработать другим путем себе на обед.

Он помолчал, попыхивая сигарой.

– Но, – продолжал он, – несмотря на мою упорную работу и труды моего отца и братьев, нам не удалось сохранить свою землю, дорогая леди. Первый национальный банк «Олин», Нью-Йорк, забрал ее у отца. Тот же самый банк забрал и наш дом. У этого небольшого банка была закладная на этот дом и землю уже многие годы, и теперь она была закрыта.

Он улыбнулся.

– Ну так знаете, мадам, кто владел этим банком? Он принадлежал одной из нью-йоркских холдинговых компаний, компании, главным держателем акций которой была семья по фамилии Ланкастер.

Он сделал паузу, чтобы улыбнуться ей, пока его слова доходили до ее сознания…

– Итак, понимаете, миссис Ланкастер, – снова заговорил Боуз, – те же самые люди, владеющие угольными шахтами, промышленными компаниями и банковскими фирмами, которые руководят нашей нацией, люди, чьи спекуляции привели к Депрессии,[4]– это те, что владели и маленьким банком, а этот банк владел нашим домом и участком земли. Моим, моих отца и матери, братьев и сестер.

Он засмеялся.

– Ну, разве это не шутка, Бесс? Мы с отцом потели, и все для чужого дяди, не так ли? Того, что сидел в удобном кресле Юнион-клуба в Манхэттене и ни на минуту не задумывался о тех, кто вкалывал по двенадцать часов в сутки, чтобы множить деньги на его счету в «Чейз-Манхэттен». А поскольку он не знал и не заботился о тех, кто потел, чтобы сделать его богатым, он не замечал, как эти людишки гибли, чтобы помочь его банкам подвести баланс в своих книгах. Так ведь?

Тесс слушала молча. Она не понимала глубины личных претензий Эмори Боуза к семье Хэла.

– Когда я занялся политикой, – продолжал он, – и начал пытаться выжать ценовую поддержку для наших фермеров у правительства, я узнал, какими патриотами были эти дяди с Уолл-стрит. Вот почему, миссис Ланкастер, я стал демократом. Я знал, что богатые не отдадут беднякам ни цента до тех пор, пока их не заставят это сделать. И есть только один путь вывернуть им руки: политика.

Тесс подала голос:

– Мой муж тоже демократ, Эмори. Эмори Боуз откинулся назад и захохотал.

– Демократ! – выговорил он наконец. – Мадам, вам следует освежить в памяти историю. Ваш муж не демократ… Он – испорченное отродье богатого общества, и его политическая карьера была преподнесена ему его же семьей на блюдечке с голубой каемочкой, я бы добавил, семьей республиканцев. Он ничего не понимает в том, как работает эта страна. Он только знает, как считать деньги, заработанные потом людей, которых он никогда не видел. Вот почему, моя леди, он не понимает угрозы, которую представляют для нашего образа жизни коммунисты. Понимаете, Советская Россия – это страна, где простые люди отдают в рабство свои души, не имея ни собственной земли, ни собственной судьбы. Там не распоряжаются своей судьбой так же, как и в Америке Ланкастеров и других благопристойных уголовников – стране, где простые люди работают на кого-то. Таким образом, мадам, ваш муж может быть кем угодно – только не демократом.

Тесс была в замешательстве. Сначала она решила, что Боуз искренен в своей реакционной демагогии. Он ненавидел Хэла не только по личным причинам. Он действительно видел в нем опасность для нации. Боуз был настоящим фанатиком.

– И теперь, – закончил он, положив сигару в пепельницу и сложив на столе руки, – теперь вы приходите сюда, чтобы соблазнить меня деньгами. Я могу понять это, исходя из ваших соображений. Ваш муж с этим родился. А вы вышли за все это замуж – за одно и за другое. Вы думаете, я и любой другой работающий американец будут кланяться вам за деньги. Как печально, мадам, что вы не поняли меня. Как печально, что вы меня недооценили.

Тесс старалась вникнуть в смысл его слов. Теперь она знала, что имеет дело не только с политическим врагом. Боуз слишком долго ждал реванша, и так просто он от него не откажется.

– Эмори, – заботливо произнесла она. – Я не прошу вас любить Хэла. Мы можем обойтись и без любви друг к другу. Это, в конце концов, политика. Я лишь прошу вас не стоять у него на пути.

– Стоять у него на пути! – разразился Боуз, и его голос эхом отлетел от старых стен Офиса. – Почему, Бесс? Что вообще может стоять у него на пути? У него есть имя, семья, Медаль Чести, прелестная и самостоятельная молодая жена, которая, позвольте заметить, имеет определенную договоренность со средствами массовой информации, как нам хорошо известно. Он обладает всеми сексуальными данными, всем обаянием, которое только ему необходимо. Так что же вообще может стоять у него на пути? Ему предлагают раскрытые двери Белого дома, как игрушку капризному ребенку, не так ли? Так же, как и шесть лет назад место в Сенате, где я проработал всю свою жизнь. Разве это не так? И что же может стоять у него на пути, дорогая моя, кроме одной маленькой ошибки, которую он допустил, будучи у власти? Он посеял маленькое безнравственное зернышко, которое пустило ростки в таком укромном уголке, где никто этого не может заметить. До сегодняшнего дня.

Тесс увидела непостижимую ненависть в его глазах. Она с трудом смотрела в них.

– Оставьте того, кто без греха бросил первый камень, – тихо произнесла она. – Если вы начнете войну в прессе, Эмори, вы не выйдете не запятнанным кровью.

Он посмотрел на нее с легкой, милой улыбкой, как кот, поймавший канарейку.

– Я давно занимаюсь политикой, Бесс, – сказал он. – Я старый картежник, очень старый. Более того, я знаю вас, моя леди. Я знаю, как вы действовали шесть лет назад, и я знаю, как вы действуете сейчас. Если бы у вас для игры были карты, вы не сидели бы здесь. Вы бы уже сыграли ими.