Казаки, естественно, ничего никому не возвращали, а добыча их вполне устраивала. Так и получалось, что они были единственными, кто оказывал реальное сопротивление людоловам. Пленников, как правило, отпускали, неженатые казаки могли найти среди освобожденных пленниц себе невест и увезти домой. Молодые хлопцы могли изъявить желание уехать с освободителями – им никто не препятствовал, но о трудностях предупреждали.

За четыре дня мы без приключений доскакали до нынешней Хмельницкой области. Атаман уже имел предварительную информацию, куда нам следует ехать, от нескольких захваченных в плен во время нашего предыдущего боя раненых татар. С ними тогда вдумчиво побеседовали до того, как облегчить их страдания. Мы объехали по широкой дуге основной татарский лагерь, в котором уже появились первые отряды и первые пленники, и километрах в тридцати от него организовали засаду.

* * *

Мы лежим в чистом поле в двухстах метрах от основного места засады, Керим старший, нас пятеро в этом месте, и наша задача – уничтожить либо связать боем передний дозор противника. Каким он будет, мы не знаем. По дороге сюда нам встретился достаточно многочисленный отряд, сабель восемьдесят, так у них полный десяток был как в переднем, так и в заднем дозоре. Тот отряд мы пропустили – не были готовы к бою, еще и места будущей засады не выбрали. Сулим с пятеркой казаков караулит задний дозор, тридцать четыре человека в основной засаде, и два десятка конных подстраховывают нас. Десять спереди и десять сзади. Еще три разъезда по три человека каждый разъехались веером на несколько километров, пытаясь выследить татарские отряды. Они ведь могут и не по дороге идти.

Вокруг – чистое поле. Место никоим образом не подходит для организации засады. Поэтому его и выбрали. Дорога проходит у подножия невысокого пологого холма, на склоне которого сидит наш атаман. Кто-то из переднего дозора татар обязательно выедет на холм, проедется по нему и съедет с него с обратной стороны. Излишне говорить, что об этом подумали, и на его предполагаемом пути чисто.

Команду на начало боевых действий даст атаман. Мы его не услышим, поэтому он подымет над головой короткое копье с привязанным к нему лошадиным хвостом. К сожалению, мест, где можно спрятать десяток конных, в окрестности нет. Им пришлось прятаться прямо в поле, используя любую складку местности. Поле ведь только кажется ровным – небольшие подъемы и впадины в нем присутствуют. Поэтому они от нас далеко, не меньше трехсот метров. Пять с одной стороны дороги, пять с другой. У них самые быстрые кони: их задача – перехватить и уничтожить немногочисленных желающих донести весть о засаде вышестоящему татарскому начальству. Дальние дозоры должны предупредить нас о передвижениях татарских отрядов. Если смогут. На случай, если не смогут, мы и лежим на поле, а не в холодке.

Солнце уже жарит прямо над головой. Мы лежим больше четырех часов. Наконец мой чуткий организм улавливает микроскопические колебания почвы.

– Скачет кто-то. Один. Скоро здесь будет…

Меня, как и всех, разморило на солнце, губы неохотно размыкаются, язык с трудом шевелится в пересохшем рту. Керим долго, секунд пятнадцать, вслушивался, приложив ухо к земле.

– Точно скачет.

Все оживились, надеясь на новости. Ничто так не способствует жажде боя, как многочасовое ожидание на солнцепеке. Вскоре на дороге показался одинокий всадник в странной одежде. Это наш дозорный в маскхалате. Теперь маскхалат был у каждого казака. Атаман по достоинству оценил нововведение и приказал всем, у кого маскхалат отсутствовал, за три дня отдыха изготовить себе комплект. Весит немного, места не занимает, а в засаде и в дозоре вещь крайне полезная.

Дозорный не стал съезжать с дороги: любой след мог стать предметом изучения вражеского отряда. Обремененные добычей и чувствуя свою уязвимость, татары становились крайне нервными и подозрительными. Так, прямо с дороги, он что-то докладывал поднявшемуся атаману. Выслушав, тот высоко поднял над головой бунчук. Это означало, что мы будем атаковать приближающийся отряд. Казак поскакал по дороге в нашу сторону. Керим остановил его:

– Сколько в переднем дозоре? Как далеко они вперед вышли?

– Десяток. Идут одноконь, россыпью. По дороге четверо и по трое по бокам. Шагов сто в сторону каждая тройка заходит. Вы в самый раз лежите. Как раз перед вами будут.

Дозорный ускакал дальше, сворачивая с дороги к одной из пятерок верховых казаков. Нас охватило радостное возбуждение. Каждый еще раз потрогал лук и приготовленную стрелу. Мы трое лежим в двадцати шагах в стороне от дороги, так, чтобы приближающиеся повернуты к нам правым боком. Напротив нас с противоположной стороны дороги еще двое.

– Не пылуйтесь так. Скоро они не будут. – Керим демонстративно опустил голову на руку и закрыл глаза.

А вот это правильно. Наш дальний разъезд был выдвинут на несколько километров вперед. Пешком это не меньше получаса ходьбы. Так и вышло. Минут через двадцать показался передний татарский дозор, сочетавший в себе и оба боковых. Шли шагом, неторопливо. Именно поэтому эти последние минуты тянулись дольше всего. Боковые шли широко, метрах в семидесяти от дороги и чуть вырвавшись вперед. По дороге ехала четверка всадников, один чуть спереди, одетый в кольчугу, шлем и обитый железными пластинами кожаный жилет без рукавов. За ним еще трое бездоспешных, как и шестеро всадников бокового дозора. Все они смотрели вдаль: под ноги пусть кони смотрят. Под ногами ничего крупнее суслика спрятаться не может.

Когда Иллар вскинул вверх бунчук, четверка всадников как раз поравнялась с нами. Мне стало это понятно по движению моих соседей – сам на Иллара смотреть не мог. Одновременно целиться в вожака из самострела и смотреть в сторону атамана было затруднительно. Громко тренькнула тетива моего тяжелого орудия о стальные плечи. В который раз подумал, что нужно с этим как-то бороться, вскакивая на ноги и хватая лук. На тех, что на дороге, даже не смотрел. Из самострела попал, троих бездоспешных есть кому с коней снять. Сразу развернулся и пульнул стрелу в ближнюю боковую тройку. Вслед за ней один за другим пустил два срезня в коней.

Дальнейшее отпечаталось в сознании как отдельные фотоснимки. Упасть на колено и закрыться щитом от летящей стрелы. Татарин на раненом коне переносит огонь на конных казаков. Пользуясь этим, пускаю вдогонку еще одну стрелу, но эта собака бешеная успевает закинуть щит за спину и пуляет в ответ. Между нами уже больше шестидесяти метров. Делаю короткий шаг в сторону, пропуская стрелу мимо. Третий просто скачет и возится с ногой. Это моя вина. В коня не попал, зато попал ему в бедро. Широкой стрелой – это очень страшно. Видно, перетягивает ногу, чтобы кровью не изойти. Мой бой закончился, можно просто посмотреть, как пятеро конных казаков засыпают стрелами двоих убегающих. Но это не кино, это жизнь. Будь дистанция больше – тогда да, могло представление затянуться, а так утыканные стрелами лошади пали за несколько секунд, предрешив кончину своих хозяев.

– Что ты на него уставился? Не стой, работы полно, помогай.

Голос Керима вывел меня из ступора. Стало понятно, что смотрю на свой огромный арбалет, и меня мучает вопрос – заряжать его или так оставить. По непонятной причине найти ответа не этот вопрос мне никак не удавалось.