Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 66
Губернаторы придорожных губерний подсаживались к нам в поезд и ехали до тех пор, пока все вопросы не были решены. После этого они выходили на одной из станций, пересаживались в свой поезд и возвращались обратно.
В ходе совещаний Столыпин вербовал своих сторонников-государственников, которые должны обеспечить экономический рост России.
Самые большие возражения были по инородцам и евреям. Не губернаторы, а чистые национал-социалисты с имперским мышлением.
— Не трогайте курицу, которая несет золотые яйца, — требовал от них Столыпин. — Пусть они крестятся, женятся на дворянках, сами получают дворянство, ордена, чины, титулы, но эти люди несут славу и богатство России, и вы должны их беречь.
Основное совещание проводилось в Иркутске. Если ехать дальше по ТСЖМ, то можно чуть ли не целый день любоваться красотами Байкала и ехать по горным серпантинам, удивляясь инженерному мастерству строителей железной дороги.
На совещание в резиденции генерал-губернатора Восточной Сибири были приглашены все высшие чиновники, а также владельцы компании «Лензолото» и персонально ротмистр Отдельного корпуса жандармов Трещенков. В мое время Трещенков дал команду на открытие огня по рабочим, в результате чего было убито сто семьдесят человек и почти двести человек ранено.
Совещание началось именно с ротмистра Трещенкова и руководителей «Лензолото». Столыпин сразу обвинил их в том, что они вздувают пламя новой революции и действуют на разрушение Российской империи.
Ротмистру Трещенкову было прямо сказано, что если он хоть раз выстрелит в сторону забастовщиков, то с него с позором будут сорваны офицерские погоны и сам будет осужден уголовным судом за подстрекательство к революции.
Руководству «Лензолото» была поставлена задача в течение двух недель повысить жалованье рабочих на приисках, улучшить или хотя бы начать улучшать их жилищные условия и приступить к строительству остро необходимой для приисков узкоколейной дороги Иркутск — Жигалово — Бодайбо. В случае неисполнения компания будет деприватизирована и для нее найдут более эффективных собственников.
Такого сурового премьера не видели с 1905 года. Приезд в Иркутск по такому «маловажному» делу озадачил всех чиновников, а программа переустройства России, озвученная для всего генерал-губернаторства Восточной Сибири, была встречена настороженным молчанием от неизвестности того, что будет завтра. Закричи «ура», а завтра скажут, что это была шутка и деревянной лопатой тебе по одному месту. Так уж лучше отнестись ко всему нейтрально.
Есть такие величины «минус ноль» и «плюс ноль». Все дело в величине угла подъема кончиков губ. Если они немного опущены, как перед плачем, то это «минус ноль». Если чуть приподняты, как перед улыбкой, то это «плюс ноль». Если каменное и неподвижное лицо, то это «универсальный ноль» в готовности к минусу или плюсу.
В развитие этого можно предположить, что когда дела в России пойдут хуже некуда, то чиновники будут использовать термин, как «отрицательный рост», лишь бы потрафить диктатору.
Прием в честь премьер-министра отличался сибирским хлебосольством. Земля сибирская богата всем и Сибирь может спокойно прожить без всяких там центров власти с запада, развив свою экономику так, что все экономические нити сойдутся именно в центре Сибири у озера Байкал.
И, как это водится на Байкале, известный иркутский оперный певец исполнил «народную» песню «Славное море, священный Байкал», которую написал Дмитрий Давыдов.
Славное море — священный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я тяжкие цепи влачил,
Долго скитался в горах Акатуя;
Старый товарищ бежать научил —
Ожил я, волю почуя.
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
Горная стража меня не поймала,
В дебрях не тронул прожорливый зверь,
Пуля стрелка — миновала.
Шел я и в ночь, и средь белого дня,
Вкруг городов озираяся зорко,
Хлебом кормили чалдонки меня,
Парни снабжали махоркой.
Славное море — священный Байкал,
Славный мой парус — кафтан дыроватый,
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Слышатся грома раскаты.
И весь банкет подпевал за певцом. Это как в мое время элита тащилась от тюремного шансона, типа «Владимирский централ — ветер северный», так и в это время элита тащится от тюремного и революционного шансона. Практически вся элита сочувствует беглому революционеру и с мазохистской готовностью ожидает результатов громовых раскатов. А мы приехали сюда, чтобы этих громовых раскатов не было.
Я, кстати, сам грешен в отношении Байкала. Коротенькое стихотворение на тему посещения его из моего времени.
Вода на Байкале совсем студена,
Прозрачней алмаза — там видно до дна,
И Космос в глубинах всю силу хранит,
То знает на скалах угрюмый гранит.
Всех манит богатство и солнечный штиль,
И водная гладь на четыреста миль,
А если за водкой пойти в магазин,
То встретит вас пьяный мужик баргузин.
На обратном пути в столицу мы имели долгий разговор с премьером.
— Вы, похоже, уже бывали в Иркутске? — спросил меня Столыпин.
— Похоже, что был, — сказал я, — потому что ориентируюсь в городе и в примечательных зданиях. Но память мою это не восстановило.
— Как вы оцениваете результативность нашей поездки? — спросил он.
— Результат поездки будет виден семнадцатого апреля, — сказал я, — но как предвыборную поездку лидера новой политической партии ее можно оценить высоко.
— Я тоже думаю о создании новой политической партии, — сказал премьер, — а вот с названием у меня не получается. Как, например, такое название — «Русь Святая».
— Название громкое, но что оно несет в себе? — спросил я и сам же и ответил: — Ничего не несет. Просто констатация факта, что Русь Святая. Кто ее так назвал? А сами и назвали, после того как под ударами турок пала Византия и православие переместилось в Киевскую Русь. Потом сами назвали Русь Третьим Римом и провозгласили, что Четвертому Риму не бывать.