* * *

Его окружили плотным кольцом, вернее, не кольцом, а подковой, потому что за спиной был яр, а славы человека-паука он себе еще не снискал. Впереди теснились мужики с рогатинами, топорами, косами, цепами, кистенями и обыкновенными кольями. За ними жались бабы и ребятишки. Все пришли посмотреть на ненавистного упыря.

Впрочем, одна представительница прекрасного пола не пряталась за спины мужского населения веси Дубровка. Опалиха держала остро затесанный кол, по всей видимости, осиновый, и колом этим недвусмысленно нацелилась на Степана.

– Бей его! – вдруг закричала тетка. – Чего ждете, вот он, проклятущий!

Толпа взвыла, подалась вперед. Степан отпрыгнул и выстрелил в воздух. Народ испуганно попятился.

Белбородко взял под мышки лежащего на земле и рывком поставил на ноги.

– Вот кто вам нужен, узнаете? Молчите? А я узнал. – Степан ударил снизу кулаком по волчьей челюсти, и голова зверя, как мотоциклетный шлем, повисла на ремнях за спиной ряженого.

– Азей, – охнула толпа.

Десятки рук потянулись к ведуну. Он, уже успев очнуться, затравленно мотал головой, умоляя его пощадить. Людины вмиг изодрали накидку из волчих шкур. Женщина с разметанными, как у ведьмы, волосами подобрала железную волчью пасть и принялась рвать Азея.

– Так-то было моей доченьке, душегуб ты проклятый! – кричала она. – Что, нравится тебе?

Окровавленный ведун ползал у ее ног, хрипел:

– Пощади, пощади меня!

Но та была неумолима.

– Мать Вешнянки, – раздался шепот. – Пусть отомстит.

Азей истекал кровью, его смертный час был близок. Он уже понял, что пропал, мольбы больше не срывались с губ, он лишь шевелил ими.

Вдруг послышались крики и лязг оружия. Любомир и Алатор вместе с отрядом в десяток ратников расталкивали толпу. Поравнявшись с женщиной, творящей кровавую месть, Любомир грубо оттащил ее и швырнул к ногам людинов. Воины окружили ведуна, закрылись щитами, направили острия мечей на толпу.

– Я положил здесь своих воев, – вышел вперед Любомир, – этого ведуна заберу за их кровь.

Тиун с Алатором подхватили Азея под руки и поволокли в сторону огороженного телегами воинского стана. Судя по их лицам, ничего хорошего ведуна не ожидало… Железной змеей отряд латников потянулся за ними…

* * *

Степан вновь остался один на один с толпой, только теперь толпа эта была не просто разгневана, она бурлила, как лава. «Как говаривал классик, сейчас меня будут бить, и, по всей видимости, ногами, – подумал Степан. – Уж если началась массовая истерия, то на кого-нибудь она да выплеснется. Пора приводить доказательства моего божественного происхождения, не то линчуют».

– Вы желали, чтобы я доказал, что послан Перуном, – прогремел Степан, – я сделаю это. – Толпа чуть приутихла.

– Не слушайте его, люди добрые, – завизжала Опалиха, – блазнит, змей подколодный, хочет обчество обмануть! Рви его, проклятого!

Белбородко набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул, заглушая гомон толпы:

– Яви свою силу, о громовержец, пусть из моей руки появится молния, пусть раскаты грома сотрясут это высокое вечное небо. – Он вскинул руку с пистолетом и выстрелил.

Над толпой повисло угрожающее молчание. Люди стояли насупленные, смотрели исподлобья, покрепче перехватывали топоры и колья.

«Матерь Божья, – подумал Степан, – неужели не подействовало? Эх, кабы вместо тульского „Токарева» из ракетницы жахнуть…»

– Колдун он, – вновь заорала Опалиха, – морок на нас наслал, вот гром и померещился. Да и гром-то какой-то жиденький, разве Перун такие громы по небу разбрасывает!

– А ну уймись, баба дурная, – раздался хриплый голос. Из-за спин людинов, пошатываясь, вышел кузнец, обратился к своим. – Совсем ума лишились? Хотите беду накликать? Доказал вам чужак, что не тать он. За селение наше наравне с нами бился, упыря изловил. Гром и молнию явил сходу. А вам все мало? Глядите, как бы не пришлось слезы горючие лить.

Опалиха подбоченилась и уже собиралась ответить кузнецу, но тут из толпы вышел Гнедыш и заехал бабе в ухо.

– Да что ж это делается, люди добрые… – заголосила та, отодвигаясь от Гнедыша, но одобрения не встретила.

– Так ее, Гнедыш, – послышались смешки, – поучи дуру!

– Чтоб не ездила на тебе больше!

– Чтоб сход не баламутила!

Мужик неспешно откашлялся, подошел к Опалихе и принялся тягать ее за волосы. Баба истошно орала и вырывалась.

Умаявшись, Гнедыш отпустил Опалиху, и та под хохот людинов бросилась наутек.

– Я вот что меркую, – оправив рубаху, солидно произнес Гнедыш, – ведуна-то у нас теперича нет… Упырем стал Азей.

– Да всегда он упырем был, – крикнул кто-то, – потому и обирал нас.

– А без ведуна-то не жизнь, – продолжил Гнедыш, – нечисть всякая одолеет.

– Точно, одолеет!

– А что, люди, давай повинимся перед Перуновым посланцем, может, упросим ведуном стать.

– Точно, сила за ним немереная!

– С громовержцем знается! Да с таким заступником нам никакие напасти не страшны!

Кузнец насмешливо смотрел на Степана. «Умный черт, – подумал Белбородко, – давно смекнул, что морочу голову сходу. А вот ведь, не выдал, вступился. Может, должок мне отдает?»

– Поклонимся в ноги посланцу, – крикнул Гнедыш, – умолим не бросать нас!

Людины опустились на колени, принялись бить лбом в землю.

– Прости нас! Стань главой нашего рода, защити нас.

В былые, теперь уже бесконечно далекие годы Степан зубоскалил, мол, для того чтобы стать баснословно богатым в кратчайший срок, есть только один путь – создать свою религию. Чья же это мысль, ведь кто-то другой придумал? И этот другой, кажется, создал свою религию и стал баснословно богатым… Шутки шутками, а ведь свербило, всерьез задумывался, даже литературу какую-то читал… А сейчас вот она, эта религия, только руку протяни. А на душе погано, хоть вой.

– Не по мне это, извиняйте, – буркнул Степан, – пускай кузнец ведуном вашим будет.

– Тебя хотим! – послышались крики.

– Я свою силу кузнецу передам, – заверил Белбородко.

– Тогда можно!

– Только всю передай, чтобы не хуже тебя за нас заступался.

Степан подошел к кузнецу, который единственный не встал на колени, поднял его руку. Получилась скульптурная группа а-ля «рабочий и колхозница», только вместо серпа и молота был тульский «Токарев».

– Сейчас громыхнет, – едва слышно сказал Степан.

Кузнец усмехнулся и прошептал:

– Выходит, опять я у тебя в долгу?

– Да вроде так.