— Что ж, аргументы серьезные.

Они добрались до личной приемной директора. Майкл застыл. Стены были облицованы неприятно-белой плиткой с глянцевым блеском, а пол, потолок и жалюзи выкрашены в темно-красный цвет.

— Гэйб что, еще и наркоман? — только и спросил Майкл.

Помещение угнетало. Майкл, приготовившись ко всякому, толкнул дверь в кабинет. Заглянул и тут же выскочил обратно.

— Да-да, — виновато признал Борис.

— Как в бэдтрипе. Знаешь, я, пожалуй, пока обоснуюсь на втором уровне, у технологов. А сюда надо прислать ремонтников. В черных очках. Разрешаю сначала залить все какой-нибудь нейтральной краской, не глядя, а потом уже заходить, обдирать стены и отделывать заново. А то, боюсь, если они хоть час поработают в такой обстановке, мне придется открывать небольшую психиатрическую больницу. — Помолчал. — Погоди-ка…

Он вернулся в кабинет. Стараясь не вглядываться в хитросплетения нитей химических цветов, которые украшали сплошным ковром все поверхности в кабинете, Майкл ощупал стену, где когда-то был большой экран центрального компьютера. Так и есть, декоративная панель. Крепко уцепившись за нижний край, Майкл что было сил рванул ее на себя. Пластик треснул, зазмеился молниями. Майкл дернул еще разок. Кусок панели с острыми краями остался у него в руках. Сопя и кашляя от взвившейся в воздух сухой пыли, Майкл расковырял большой фрагмент стены. Достаточно большой, чтобы увидеть: пластик положили поверх толстого, отдающего в голубизну стекла. А под стеклом был черный провал разбитого автоматной очередью компьютера.

— Вот, — сказал довольный Майкл.

— Да-а, — протянул Борис. — Гэйб действительно болен. Неизвестно, что лучше — этот языческий орнамент или законсервированные руины.

— Это не Гэйб. Мы с ним в чем-то похожи. Эту картину оставил я. Перед уходом отсюда я так разозлился, что расстрелял компьютер. Он меня раздражал. Я вызвал референта, которого собирался увольнять, и приказал ему навести порядок, не ремонтируя машину. И тогда же решил: если справится, оставлю. Ну и как тебе его сообразительность? Мне нравится. Надеюсь, Гэйб этого парня уволил.

— Почему?

— Потому что мне будет по-настоящему приятно восстановить его в должности. А руины я, конечно, уберу. Я вырос, Борис, и уже не играю в эти игрушки.

— Я рад, — вокруг глаз немолодого монаха лучились морщинки.

— А на место этого монстра я бы с удовольствием повесил одну из твоих картин. Тех, которые ты делал на Ста Харях. У тебя, я думаю, хотя бы одна штучка уцелела?

Борис отчаянно смутился.

— Майк, я же говорил тебе, что осознал, в какой грех впал тогда. Я презирал людей настолько, что заставлял их преклоняться перед нечистотами. Конечно, когда я понял, то приложил усилия к тому, чтобы… Одним словом, этой мерзости больше нет.

Майкл вздохнул.

— Мне они нравились. И я не видел нечистоты, когда смотрел на них. Я видел пейзажи, видел руку талантливого художника. Я видел картину, а не то, чем она написана, если хочешь. Думаю, если покопаться, то выяснится, что и масляные краски не слишком-то чисты по своему составу.

— Нет, Майк.

До отдела кадров шли молча. Майкл слегка расстроился.

— Если честно, — признался он спустя несколько минут, — мне твоя картина нужна на память. Когда мы с Джоном жили у тебя, мне казалось, что наступил худший период в моей жизни. Только потом я понял, каким светлым было то время. И сколько в нынешнем моем существовании ростков оттуда.

Борис помялся:

— Майк, мне жаль… Но тех картин больше нет. Если хочешь…

— Хочу, — быстро сказал Майкл.

— Я возьму акварель. Все оттенки — те же самые. На стекле. Будет очень похоже… но все же это будут краски. Сюжет я выберу на свое усмотрение. — Усмехнулся. — Мне тоже есть что вспомнить.

— Договорились.

* * *

— Ты можешь внятно сформулировать, что тебя тревожит?

Джулиан был слишком хорошим психологом. Он с легкостью отказался от традиционной формы работы с Майклом, потому что клиент хотел дружеской беседы и участия. Кроме того, стандартные методики, позволяющие заподозрить, что с ним именно работают, приводили Майкла в ярость: тут же вспоминал, что он не человек, а клон.

Поэтому, когда Майкл приходил в небольшой офис Джулиана, тот притворялся, будто занят какой-то рутиной, а с клиентом так, болтает в фоновом режиме. Сейчас он мыл стаканы, напоминавшие хайболлы. Мыл руками, тщательно оттирая мягкой губкой одному ему заметные пятна и старательно вытирая их полотенцем. Стаханов было много, будто Джулиан с утра пораньше собирал гостей на коктейль.

— Мне скучно, — терпеливо повторил Майкл. — И тоскливо. Все идет по плану.

— И тебе это не нравится?

— Да, мне именно это и не нравится.

Джулиан пожал плечами. Майкл сам прекрасно понимал, что глупит. Нормальный человек должен радоваться, что из его жизни практически исчезли неожиданные и крайне редко приятные сюрпризы. Но Майкл готовился к другому.

Его поразило, с какой легкостью его инженеры доработали двигатель. Когда-то Майкл боялся, что такой козырь, как двигатель на «третьем изотопе», гипотетически способный ходить в параллельные миры, окажется в руках либо Тейлоров, либо русской разведки в лице его матери. Господь, однако, рассудил по-своему, и драгоценное изобретение после всех интриг заполучила третья сила. Причем сила, чье участие в борьбе не мог предугадать никто. Какое, казалось бы, дело Ватикану до межпространственных полетов?

Майкл и сам этого не понимал. Но вопросы задавать постеснялся. Его существующее положение устраивало.

Русские, к слову, в работе принимали самое активное участие. Правда, преимущественно юрские — ну, они изначально были более расположены к сотрудничеству с внешними «игроками»: Большие Штаты или Ватикан — их не очень волновало. А Старая империя дулась как мышь на крупу. Дашков жаловался, что его лишили подданства. Вроде как за предательство интересов родины. Но изгнание он пережил нормально, а его молодой жене ограниченный куполом жизнеобеспечения мирок Сигмы-Таурус казался непостижимо огромным. Мария, вторая сестра Майкла, тоже переехала и в настоящее время размышляла, не принять ли ей ухаживания Джона Сандерса. Майкл хмыкал: единственный раз на его памяти Сандерс не погрешил против хорошего вкуса и увлекся красавицей.

Но, с другой стороны, Майкл понял, что закисает. И еще он боялся будущего. Он сделал все, что от него требовалось: отладил все пружинки громадной корпорации. Он перенастроил ее, как перенастраивают карманный компьютер, подчинив одной цели — производству двигателей нового поколения. Он провел все предварительные испытания. Осталось всего несколько дней до начала последнего цикла, уже с участием людей.

На все это ему потребовалось десять месяцев.