Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э-эх…
Но подписал, конечно же, все бумаги, проявил благоразумие. И плетью обуха не перешибить, и какая-никакая сознательность имеется. Не на пустом же месте такую секретность разводят, в самом деле.
– Рядовой Голыш погиб при десантировании, у него не раскрылся парашют. Остальной группе пришлось переправляться вплавь, так вы заработали переохлаждение. У лейтенанта острое воспаление лёгких. Всё ясно?
Что я мог на это ответить? Сказал:
– Так точно.
– Если кто-то станет проявлять излишнее любопытство или демонстрировать странную осведомлённость, сразу же сообщай непосредственно в контрольно-ревизионный отдел по месту службы. Ясно?
– Да.
На этом инструктаж и подошёл к концу. Остаток пути я продремал, а с аэродрома нас на карете скорой помощи увезли прямиком в госпиталь. Там первым делом отправили под душ, а взамен перепачканной сосновой смолой и кровью формы вручили больничную пижаму. В столовую идти не пришлось, обед принесли в палату, ещё выдали каких-то микстур. Как сказали, общеукрепляющих, но судя по тому, что почти моментально я уснул и продрых до самого вечера, без успокоительного дело тоже не обошлось.
Помещённый со мной в одну палату Алтын весь изнылся, требуя отпустить его в расположение егерей, я же в общежитие вовсе не рвался. Так до сих пор и ощущал противную слабость, а тут хоть из койки не придётся лишний раз вставать, чтобы до столовой дойти.
– Видел, какая винтовка у лейтенанта была? – спросил вдруг Алтын, чем поразил до глубины души, поскольку до того меня старательно игнорировал.
Я воззрился на егеря с нескрываемым удивлением, но всё же выдавил из себя:
– Угу.
– Автоматическая под нихонский патрон! Очередями так и шпарит! – поведал егерь, немного помолчал и полюбопытствовал: – Ты скольких убил?
Общаться с ним нисколько не хотелось, вот я и ответил кривой ухмылкой:
– В смысле – убил? Мы сутки в болоте просидели, забыл?
Алтын презрительно скривился.
– Мудак! – зло ругнулся он, затем добавил: – Хреново вы нас прикрывали, вот что я тебе скажу. Дерьмо ты, а не пулемётчик.
Ну да, ну да – умения заводить друзей у меня не отнять.
Я промолчал, не стал ввязываться в перебранку. Задумался – а действительно, сколько человек на моём счету? Не на совести, именно – на счету. По всему выходило, что двое: молоденький оператор и диверсант, зашибленный валуном. Ну и, наверное, кого-то на том берегу зацепил. Только это без гарантии: и стрелял чуть ли не наугад, и выставить противопульную защиту противник мог, особенно поначалу.
Да и неважно это, на самом деле. Главное, что приказ я исполнил от и до. А что к нам в тыл зашли и пришлось свои шкуры спасать, а не стрелков давить, так тут ничего не попишешь. Вообще повезло, что живы остались.
Думал об этом без былого надрыва, как-то совсем уж отстранённо; точно успокоительное скормили во избежание нервных срывов.
Время от времени к нам заглядывали медсёстры и справлялись о самочувствии, а перед ужином заявилась пара реабилитологов – не студентов-первокурсников и даже не интернов, это были дядьки в возрасте. Нас они размяли на совесть и не только размяли, но ещё и подстегнули регенерационные процессы сверхъестественным воздействием. У меня разом звенеть в ухе перестало, двойную порцию смолотил без остатка.
А уже ближе к девяти навестила Лизавета Наумовна.
– Петя, ты чего разлёгся? – возмутилась она. – У тебя сеанс терапии по расписанию!
– Сегодня? – опешил я.
– Ну не завтра же! И так вчера пропустил!
Пришлось садиться на кровати и совать ноги в больничные тапочки. Встал, переждал лёгкое головокружение и неспешно двинулся вслед за Лизаветой, про себя отметив, что белый халат идёт ей несравненно больше военной формы. Впрочем, всякие глупости занимали меня недолго – пока перешёл из одного больничного крыла в другое, весь упрел.
В тридцать седьмом кабинете поджидал сюрприз. Елизавета Наумовна сразу отправила в процедурную и велела лезть в ванну с грязью, всё столь же мерзкой на вид и ничуть не менее противно-липкой, чем прежде.
– У тебя шок, – пояснила врач.
– А не контузия разве?
– И контузия – тоже. Но основное – это спазм энергетических каналов. Такое бывает, когда операторов выбивает из резонанса или резко обнуляется набранный потенциал. А уж при столкновении с негативами случается сплошь и рядом.
– Я и сам негатив, – напомнил я.
– Негативы страдают от шока точно так же, как и остальные. Это палка о двух концах.
При воспоминании об ударе остатков разрушенной энергетической конструкции невольно поёжился. Немудрено было шок заработать, так тряхнуло!
Лизавета принялась закатывать рукава халата, её предплечья оказались покрыты чёрными отметинами синяков и багряными ссадинами и кровоподтёками.
– Вы сами-то в порядке?
– Это была крепкая лошадь, – ответила врач явно какой-то незнакомой мне цитатой и потребовала: – Лезь в ванну!
Покидать процедурную Лизавета определённо не собиралась, и под её насмешливым взглядом я отвернулся, стянул рубаху и снял штаны. Меня зазнобило, поспешил ступить в тёплую липкую грязь и сесть, погрузившись в неё по пояс. После ухватился руками за края ванны и осторожно лёг, оставив торчать из непонятной жижи одну только голову.
О-ох, хорошо…
Отступил озноб, разом расслабились мышцы, даже стало легче дышать, а потом Лизавета велела откинуться и поддержала меня, подведя под затылок ладони.
– Расслабься!
Я попытался и обнаружил, что потерял вес. Выталкивающая сила компенсировала силу тяжести, и тело зависло в целебной жиже, не касаясь стенок ванны.
– Ты очень спокоен для семнадцатилетнего юноши, который впервые убил человека, – заметила вдруг Лизавета. – Это меня тревожит.
Некстати вспомнилось, как скрючило после удара паренька-диверсанта, как округлились его глаза и распахнулся рот, выплеснулась едва не закипевшая под напором сверхсилы кровь. Я едва не упустил чувство невесомости, и лишь поддержка собеседницы помогла удержать лицо над поверхностью грязи, не уйти в неё с головой.
– Просто не привык выставлять напоказ свои чувства, – заявил я, понемногу успокаиваясь. – Только и всего.
– В том-то и дело, Петя. В том-то всё и дело. Шок проявляется по-разному, кого-то такой груз может и сломать.
Сломать? Убийство диверсанта, который едва не отправил на тот свет меня самого?
Начал разбирать нервный смех, ладно хоть ещё вовремя с ним совладал.
– А как же вы? – перешёл в наступление сам. – Не слишком ли вы спокойны для того, кто впервые убил человека?
– Мне не семнадцать.