— Я знаю название фермы, — сказала Пилон. Голос ее звучал устало, но ее дыхание, частое, пока они шагали от Сент-Мер-Эглиз, слегка успокоилось. — Евреи говорили, что это место называется Черная ферма. Der dunkle Bauernhof.

— Я, кажется, сказал, что знаю, где обитает Волленштейн, — ответил Кирн.

— Да-да, я забыла, — устало произнесла француженка.

Кирн вытащил из кармана сигарету и закурил. Но табачный дым забивал легкие, словно вата. Кирн закашлялся и не смог побороть кашель. Ни Бринк, ни его спутница не проронили ни слова, однако их молчание было красноречивее всяких слов. Кирн опустил сигарету, чтобы откашляться. Он уже давно перестал прикрывать рот — ему были неприятны капли мокроты, которые потом оставались на ладони. Он сплюнул мокроту и, сделав глубокий вдох, набрал полную грудь влажного ночного воздуха.

— Как же нам это сделать? — спросил Бринк. По крайней мере он точно пока что здоров. И ему можно доверять. Кирн чувствовал это нутром, так же как и ярость этой Пилон.

— Вряд ли у Волленштейна хватит людей, чтобы расставить их так, чтобы они охраняли всю ферму, — произнес Кирн, слыша, как сипит при каждом вздохе. — Тем более если учесть, что он потерял их часть в Порт-ан-Бессене. Думаю, мы сумеем подобраться к ферме на близкое расстояние.

Господи, он бы все на свете отдал за возможность нормально дышать!

— Сначала лекарство, — ответил Бринк. Его мысли были заняты Аликс.

— Нет, не лекарство, — возразил Кирн, хотя сам о нем подумал. — Первым делом нужно остановить распространение чумы. После чего можно взяться за поиски лекарства.

— Нет, сначала нужно найти антибиотик, — стоял на своем Бринк. Они уже второй раз спорили по этому поводу после того, как покинули Сент-Мер-Эглиз.

— Где же он, ваш Волленштейн? — спросила Аликс.

— Там, где выращивает свою чуму, — ответил Кирн.

— Тогда нам туда и надо, — сказала она. — А лекарство может подождать. — Она сделала паузу, и Кирн с трудом подавил в себе соблазн нажать на кнопку фонарика и посветить ей в лицо. — Фрэнк, слышишь, лекарство может подождать. — Бринк ничего не ответил. — Ты как хочешь, а я думаю именно так.

А ведь она самая больная, подумал Кирн, и потому ей решать. Бринк какое-то время хранил молчание, но затем что-то пробормотал, похоже, что в знак согласия.

— И как мы это сделаем? — спросил Кирн. — Как мы ее уничтожим?

— Мы захватим здание, может даже, несколько зданий, в которых он выращивает Pasteurella pestis. Так называются бациллы, что вызывают чуму, — пояснил Бринк. — Это здание должно стоять в стороне от того, в котором он живет, он сам и его охранники. Сомневаюсь, что им самим приятна близость заразы. Мы должны сжечь это здание, должны уничтожить оборудование, при помощи которого он производит чуму. А также сжечь любые бумаги, какие только найдем.

— Это все? Мы трое, имея на троих один пистолет? — начал было Кирн, но фразы не закончил. Это же полный абсурд! Даже в России он ни разу не слышал столь смехотворных вещей.

— Кто-то должен будет отвлечь охрану, — продолжал тем временем Бринк.

Верно, подумал Кирн, как в России, когда Муффе поливал красных свинцом из своего пулемета, Бёзе подавал пулеметные ленты, в то время как остальные пытались отвлечь внимание русских.

— Это я беру на себя, — произнес Бринк.

— Что же доктору известно о том, как нужно драться с врагом? — съязвил Кирн. На лунный диск наплыло облако. Ночь была тихая, лишь ветер слегка шуршал листьями. — Вот чума, другое дело. Вы спец по ее части. Вы знаете, что нужно делать. Я же буду делать то, что знаю и умею я.

С этими словами Кирн встал. Голова тотчас закружилась, и он был вынужден какое-то время постоять, чтобы головокружение прошло. Ему ужасно хотелось курить — так сильно, как никогда, но он знал: стоит закурить, как его тотчас начнет бить кашель.

— Хорошо, — ответил Бринк.

Что ж, значит, решено. Кирн посветил лучом фонарика на часы. Без пяти десять. Два километра от Сент-Мер-Эглиз, где молодой солдатик из Прибалтики указал им дорогу на Шеф-дю-Пон, они шли целых два часа. И у них уйдет еще час, если не больше, чтобы добраться до городка. А потом еще нужно будет отыскать ферму, а потом…

Фрэнк помог Аликс подняться на ноги, одна она это сделать не смогла бы.

— Этот ваш врач, его я беру на себя, — сказала она твердым как сталь голосом. — У тебя, бош, свои дела, у Фрэнка свои. Этот эсэсовец мой.

Ответом ей стало молчание и шорох ветра в кронах деревьев.

— Ну как, согласны? — спросила Аликс.

Ответом на этот вопрос стал раскат грома, прогремевший среди туч где-то на востоке, то ли у Карентана, то ли где-то дальше. Этот рокот, низкий и протяжный, то на мгновение стихал, то вновь делался громче. Однако не пропадал полностью, как то обычно бывает с раскатами грома во время грозы. Бомбы. Кирн прислушался, однако рева самолетов его ухо не уловило. Тогда он посмотрел поверх деревьев в направлении этого странного рокота, и ему показалось, будто он увидел на брюхе туч яркие точки. Прожекторы, подумал он, или зенитки. Кто-то где-то оказался под бомбежкой. И все трое застыли на месте, прислушиваясь к этим дальним разрывам.

Хотя его спальня располагалась в дальнем углу дома, шум во дворе разбудил Волленштейна. Он тотчас открыл глаза и, перекатившись на край кровати, спустил ноги на пол. Голова все еще была тяжелая от сна, и низкие звуки, которые, словно волны, с рокотом накатывали на ферму, мешали сосредоточиться. Может, он все еще спит? Волленштейн пытался вспомнить, что ему снилось. Он повернулся и включил свет.

В дверь колотили чьи-то кулаки. Проститутка из Шеф-дю-Пон заворочалась в кровати и села, прижав простыню к шее. Глаза ее были широко открыты, в них читался испуг.

— Не бойся, это не за тобой, — успокоил девушку Волленштейн. Впрочем, она все равно не поняла, потому что не говорила по-немецки.

— Штурмбаннфюрер! — крикнул из-за двери чей-то голос. Шум снаружи сделался еще громче, низкий и рокочущий, пока не перерос в отчетливый рев моторов. Волленштейн распахнул дверь. Ниммих стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу. Левое веко дергалось с бешеной скоростью. Он и эта девица, вот уж действительно парочка! Оба напуганы до потери сознания.

— Во дворе грузовики, — заикаясь, доложил Ниммих.

В животе у Волленштейна свело, однако голос его остался спокоен.

— Грузовики? В это время суток?

Он посмотрел на серебряные часы, лежавшие на небольшом столике. Без пяти минут полночь. Да, после постельных утех с этой девицей он проспал как минимум час.

— Позовите Зильмана, скажите ему, чтобы он привел охрану.

— Он сейчас налетном поле. Со мной только Рибе.

— А кто там снаружи? — уточнил Волленштейн. Вернувшись в спальню, он быстро накинул на себя рубашку, натянул брюки и схватил со спинки стула мундир. Ниммих ничего не сказал. Волленштейн шагнул мимо него и босиком направился к входной двери. Здесь он на ощупь нашел сапоги, застегнул ремень и вынул из кобуры верный вальтер.