Причастность единоросов к организации судебных разбирательств доказывал и тот факт, что в зале суда присутствовал их представитель. Благодаря ему мы узнали, что напавшая на нас партия «КПСС» расшифровывается, как Коммунистическая партия социальной справедливости. Задача у этого новорожденного политического игрока, видимо, двойная – навредить и коммунистам-зюгановцам, и справедливоросам.

Суд прошел быстро. Результат его был непредсказуем. Даже после того, как экспертное исследование члена Союза журналистов РФ Ирины Вагановой было отклонено, у меня не возникло ощущения, что теперь мы выиграем. Я догадывался, что решение о нашем участии или неучастии в выборах давно принято не в суде… И мои переживания касались того, как отреагирует на политический заказ судья. Ему ничего не стоит признать любой абзац моей газетной статьи экстремистской… Например, такой: «Посмотрите на торговые точки – повсюду лучшие места заняты приезжими. Русскому предпринимателю не пробиться на рынок». Где тут экстремизм и призыв к насилию?! Обычная констатация факта. Но судья считает по-другому. Выносит строгий вердикт. И попробуй потом оправдайся, что это неправда.

В воспаленном мозгу журналистки Ирины Вагановой каждый абзац моих статей и интервью следует считать экстремистскими. Я пишу: «И когда кавказцы стреляют из оружия в центре Москвы и пляшут у мемориала с Вечным огнем, то они тем самым бросают вызов русским». В ответ получаю обвинение Вагановой: «Эти выражения свидетельствуют, что А. Н. Грешневиков противопоставляет русских и мигрантов». Более того, «выражения, содержащие негативные оценки в адрес отдельных национальностей, которые направлены на формирование негативного этнического стереотипа и отрицательного образа нации». По Вагановой получается, если защищаешь права русских, предлагаешь программу борьбы с этнической преступностью, предусматривающую введение паспортов и виз для «понаехавших» мигрантов, то это экстремизм. Она подыгрывает партии власти, которая не в состоянии защитить права русских, но и не дает это сделать другим.

В моей статье написано: «Если хочешь жить по своим обычаям, стрелять в воздух во время свадьбы, живи в ауле». Ваганова предъявляет обвинение: «Это высказывание является возбуждающей и побуждающей информацией. С одной стороны, она подкрепляет негативный стереотип, отрицательный образ мигрантов, с другой побуждает отправить их в аул. На первый взгляд, первое предложение этого высказывания воспринимается как стилистически нейтральное, более того, оно может ассоциироваться с известной поговоркой: со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Но следующее предложение заставляет отказаться от столь безобидного прочтения: надо полагать, что если бы не навязанная русским толерантность, то те, кто стреляют в центре Москвы, давно были бы русскими изгнаны в свои далекие аулы». Тут Ваганова постаралась наприписывать мне столько своих страшилок, догадок и лживых умозаключений, что впору на суде корвалол пить. А в итоге получается, что она отказывает мне в праве выступать против стрельбы в центре столицы. Это, мол, создает негативный образ мигрантов.

Так что, судье тоже ничего не стоило с такой же легкостью повторить вагановские обвинения, заклеймить меня экстремистом и снять партию с выборов. Тем более, нас уже снимали с выборов по надуманным причинам. Но произошло то, что и должно было произойти. Суд отказал в иске представителю партии «КПСС», не исключил нашу команду из выборной кампании. А я смог повторно опубликовать статью «Зачистку рынков и увольнение продажных полицейских – мы поддерживаем», вокруг которой разгорелся скандал.

На подачу аппеляции у спойлерой не хватило духа. Наверное, все же поступила команда оставить нас в покое. Припугнули, мол, отняли время, и достаточно.

И тут следует согласиться: из-за происков политтехнологов партии власти мы, действительно, потеряли массу драгоценного времени. К тому же лживое обвинение меня в экстремистской деятельности, растиражированное единоросами, нанесло урон имиджу партии.

После окончания выборов я обратился к руководителю Следственного управления СКРФ по Ярославской области О. И. Липатову с заявлением о возбуждении уголовного дела против И. Вагановой по статье «Клевета». Иначе как клеветой в мой адрес ее лингвистическое заключение я не расматривал. Потому в заявлении говорилось: «В этом официальном документе И. Ваганова в утвердительной форме, с приведением вымышленных фактов, вымыслов, натяжек обвинила меня в экстремистской деятельности, в разжигании национальной и расовой розни. Данное серьезное обвинение хоть и не было поддержано судом, однако имело место быть, оно изложено в публичном документе, представлено не только суду, но и общественности, и потому наносит вред моей репутации и политической деятельности. Более того, автор научно обосновывал, доказывал мою вину, обвинял в преступлении, которое я не совершал, а значит сознательно, убежденно распространял клевету. Все эти действия подпадают под уголовную статью о наказании за клевету».

Липатов долго не отвечал. У меня и так были сомнения, что следователи докажут лживому лингвисту его вину, а при затягивании рассмотрения депутатского заявления, я понял – дело заволокитят. Если им не достает знаний и опыта, чтобы расследовать и довести дело до конца по опубликованным в газетах расистским и разжигающим национальную рознь высказываниям в адрес нашего соратника Сергея Хабибулина, типа «жирная татарская морда», то откуда у них вдруг появятся профессиональные качества для вынесения приговора Вагановой?! Я повторно обратился к руководителю следственного управления с предложением проинформировать меня о том, будет ли привлечен к ответственности тот человек, который меня оклеветал.

Вместо О. Липатова ответ мне дал старший лейтенант юстиции И. Шкобин. Он написал: «В ходе проверки установлено, что в действиях Вагановой И. отсутствует состав преступления. Так, под клеветой в Уголовном кодексе понимается распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь, достоинство другого лица или подрывающих его деловую репутацию. Предоставление же Вагановой И. в суд лингвистического исследования не может расцениваться, как сообщение вышеуказанных сведений. Данное исследование является не чем иным, как личным мнением Вагановой И., обличенным в форму лингвистического исследования. Каких-либо ложных сведений в исследовании не изложено, в нем только лишь дана оценка статьи, опубликованной в средствах массовой информации».

Нет, не зря существует поговорка «Два юриста – три мнения». Журналист, возомнивший себя лингвистом, строчит в суд бумагу о том, что меня надо снять с выборов, так как я экстремист и расист. Но это обвинение и оскорбление, оказывается, является не распространением заведомо ложных сведений, порочащих честь и подрывающих деловую репутацию, а всего лишь личное мнение И. Вагановой, обличенное в форму лингвистического исследования. Наш юрист, будучи недавно полковником юстиции, долго хохотал над этим вердиктом.

Теперь наказать клеветника можно было лишь через суд. Опыт хождения по судам мы уже приобрели, когда доказали редактору газеты «Город», что он опубликовал лживые материалы во время выборов о наших кандидатах. Последовали опровержения, штрафные санкции. Но хождение по судам отняло у нас почти год. Тратить еще один год на то, чтобы доказать Ирине Вагановой, какой лживый и некрасивый поступок она совершила, – непозволительная роскошь. Ну нет у нас времени заниматься тем, чем обязан заниматься следственный комитет.