лениво позёвывала; эстра с двумя спутницами, с которого никак не вышло бы слупить пошлину, её не интересовала. Правда, старший дружинник, в отличие от главы отряда в Бере, оказался весьма нелюбезным, Алара называл не иначе как бродягой, а в спину и вовсе обругал проходимцем.

– Ты чего смолчал? – не выдержала Тайра, когда они уже очутились в городе. – Ишь, как зыркал, словно ты не эстра, а глины шмат на подошве! А у самого пузо шире зада, а в бороде шелуха ореховая. Нашёлся царёк – немытая рожа, тоже мне!

– Он всё равно нас пропустил – так зачем ссориться? – пожал плечами Алар, не упоминая о том, что почти у каждого дружинника на поясе висело по морт-мечу. – Но задерживаться тут мы, пожалуй, не станем. По базару пройдём, припасы обновим – и к северным воротам двинемся… И держитесь ко мне поближе, что ли, – добавил он, заметив, как некоторые прохожие с подозрением косятся на яркие платки кьярчи на плечах у Тайры и у Рейны.

Всё же сердитые торговки везде одинаковы – что на юге, что на западе, а рассчитывать на справедливый суд здесь, в отличие от Беры, не приходилось: дружинники явно не встали бы на сторону «бродяги», если б вообще согласились бы его выслушать.

На базаре, как ни странно, неприязненных взглядов было меньше. Возможно, потому что некоторые прилавки принадлежали кьярчи – или потому что здесь встречалось довольно много мастеров, а они к эстре, а значит, и к его спутницам относились с уважением.

– Почём набор инструментов, почтенный? – спросил Алар, склонившись над одной из витрин.

Посох, обвязанный красной лентой, произвёл должное впечатление. Хозяин, дородный усач с проседью в волосах, до сих пор дремал в глубине лавки, но, услышав вопрос, тут же подхватился и подбежал поближе, отряхивая кожаный фартук на ходу.

– Сейчас подскажу… Вас что заинтересовало, уважаемый странник? – спросил он, с кряхтением сгибаясь над прилавком, где был разложен товар. – У меня тут совсем простенькие вещицы, ученические. Давненько сделаны, спросу на них нет.

– Так мне для ученицы и надо, – усмехнулся Алар, притягивая к себе оробевшую Рейну. – Мне вон тот нужен, где три спицы, трубка, перчатка с металлическими вставками и окулюс с одной линзой. Ещё бы фольги немного и мирцита для капсул, – добавил он задумчиво.

– Найдётся, – пообещал мастер, выдвигая нижнюю секцию прилавка. – Набор за пять серебрушек отдам, а фольгу так и подарю, если уважаемый эстра глянет, что не так с клинком. А то мне принесли морт-меч на починку, а я разглядеть не могу, где поломка. Вы сюда, сюда проходите, что на улице-то стоять!

Пока Рейна, совершенно очарованная подарком, примеряла окулюс, Алар проследовал за хозяином вглубь лавки. Там, за шторкой, на рабочем столе хранился под стеклянным колпаком короткий меч с несколькими крупными голубыми самоцветами, вплавленными в рукоять. На первый взгляд, он ничем не отличался от обычного оружия, да и на второй – тоже… Наоборот, потоки морт словно огибали его, как текущая вода огибает камень. Самоцветы же, снаружи яркие и чистые, в глубине темнели, и это вызывало смутное чувство тревоги – и печали.

Спутник задрожал над плечом, отозвался волной призрачной боли.

Без всяких сомнений, Алаойш Та-ци, кем бы он ни был в прежней жизни, не раз видел нечто подобное.

– Боюсь, починить не выйдет, – произнёс Алар, одолжив у хозяина окулюс и хорошенько разглядев камень. – Похоже, что киморт, сотворивший этот меч, умер. Где клинок заказывали, не знаете?

Мастер присмотрелся к клейму.

– В Шимре, судя по всему. Работа старая, ей лет двести. Подделка, что ли? Ай, владелец расстроится, он-то его задорого купил…

– Не обязательно. Возможно, что в цехе её поручили недостаточно опытному киморту, – предположил Алар, повертев меч так и эдак. – Поначалу сложно делать вещи, которые могут пережить своего создателя. Правда, такое оружие продаётся ненамного дешевле, потому что срок жизни киморта – три века, в обычной семье за такой период не одно поколение сменится. Да и к тому же клинок раньше может сломаться – скажем, в бою. Я сейчас, пожалуй, камень восстановить не возьмусь, но на месте владельца этого меча я б отдал его какому-нибудь киморту с учениками: они потренируются, а клинок в лучшем случае и вовсе бесплатно починят… Вот, возьмите.

Мастер закряхтел, пряча меч под колпак, а колпак укрывая пыльной тканью – не иначе, от любопытных глаз. Сильно запахло травами, которые в сундуки кладут от портняжной мошки, поедающей пряжу.

– Да где их взять, кимортов с учениками, – вздохнул он, тяжело опускаясь на стул. – Вы уж простите, я посижу чуток – спина болит. Вон ваша девочка, – указал он на Рейну, – почитай, первая лет за двадцать, кого я вижу. Говорят, в Белом Городе аж целая школа для кимортов есть, да только вот наши края уже долгое время небо не благословляло одарёнными детьми. Изредка, бывает, в дальней деревне дремучая родня укроет такого ребёнка, а потом либо сгорят все, либо их чёрная плесень пожрёт – необузданная морт беду притягивает, вы же знаете. Лорга, вон, иногда патрули по самой глуши пускает, значит, как щёткой чащу прочёсывает – ищет кимортов. Да, говорят, не находит никого… Видно, юг, восток и запад морт стали неугодны, раз только на севере дети-киморты родятся.

Алар нахмурился; объяснение не выглядело правдоподобным, и звезда странника над плечом возмущённо затрепетала – сказанное не билось с опытом Алаойша. Но сам мастер при этом выглядел уверенным и горевал искренне, так что вряд обманывал.

«Честные заблуждения – самые опасные», – пронеслось в голове.

– Ну, рассуждения о судьбе