В машине Вика маленько оттаяла, соизволила даже пошутить, а после напомнить мне о том, что надо бы осветить в передовице планы издания на год.

Я люблю писать про творческие планы. Места это занимает много, а выполнять их в полном объеме совершенно не обязательно. Все равно подавляющее большинство читателей уже через месяц не вспомнит, что мы им там пообещали, ну, может, кроме конкурсов и их наград. Такое люди помнят очень хорошо.

А планов было громадье! Как ни странно, в редакции мои головорезы спорили о том же самом.

– И непременно нужно заявить, что будет расширение новостных колонок, – Ксюша начала подавать голос, это хорошо.

– Снова-здорово, – это уже Шелестова. – Сто раз говорила, почему не надо их расширять!

– Ты все время что-то говоришь, ты прямо как… тот фонтан!

– Надо анонсировать большой аналитический материал по прокачке профессий, – громче других орал Стройников. – Очень большой!

– И где его взять, очень большой? – плюясь слюной, что с ней случалось в минуты сильного душевного подъема, вопрошала у него Мэри. – Где?

– У меня, – с достоинством парировал Геннадий. – Я над ним все праздники работал, между прочим. Когда трезвый был. И сейчас по вечерам пишу. Капитальный труд!

– Молодец, – хлопнул я его по плечу, входя в кабинет. Ну да, как обычно, сначала немного подслушал их за дверью. – Растешь над собой и в моих глазах. Прямо слов нет. А еще вчера ведь мальчишкой был. Кричал, трепыхался, сиську просил…

Я смахнул воображаемую слезинку, взял его ладонями за виски и чмокнул в лоб.

– Как покойника, – заметил из своего угла циничный и прямолинейный Петрович. – Тьфу…

– Как сына родного, – возразила ему Шелестова и повторила мой жест со слезинкой. – Харитон Юрьевич – он же всем нам как папка приемный… Баа-а-а-атюшка!

Стройников не знал, какая версия ему больше нравится, потому только глазами хлопал.

– Такие журналисты спасут издание, – я заложил руки за спину и обвел глазами остальных. – Кто еще порадует мое сердце убойным анонсом?

– Я, мой генерал, – браво вытянулась Шелестова. – Эх, вам бы еще фуражку сейчас, и вылитый… Хотя нет, не вылитый. И слава богу! Занесло, бывает.

Я хмыкнул, – и вправду, палка сарказма и шутовства маленько была перегнута – и ей, и мной. Сегодня я как раз впервые напялил на себя кожаное пальто, благо в Москву пришла оттепель, предшествующая крещенским морозам, и ассоциативный ряд Ленки был мне предельно ясен. Но эта шутка была уже на грани фола, и она это поняла. Умница! Есть вещи, с которыми шутить не надо и над которыми шутить тоже не надо. Не надо их даже упоминать.

– Порази меня, – попросил ее я.

– Не вопрос! – бодро ответила она, вскарабкалась на стул и звонко сообщила: – В следующую субботу всех приглашаю на свой день рождения! За город! Легкие закуски, вкусные салаты, крепкие напитки, горячее мясо и танцы на столах. Последнее – по желанию.

– И что – это анонс? – туповато спросила Соловьева.

– Анонс, – ответила Шелестова. – А что же еще?

– Так чем ты хотела поразить Харитона Юрьевича? – уточнила Вика – Сообщением о том, что будут танцы на столах?

– Нестандартным подходом к теме, – Шелестова склонила голову к плечу и уперла руки в бока. Смотрелась она, как солистка ансамбля русской пляски перед кадрилью. – Он ждал про газету – а я ему про день рождения! Виктория Евгеньевна, да вы не волнуйтесь – все будет комильфо, к тому же, дело будет происходить не на теплоходе каком-нибудь, а на суше. Нельзя сейчас на теплоходе – навигация закрыта. Зима!

Вика сжала зубы так, что у нее даже скулы побелели.

– Кстати, коллеги, что желаем? – Лена залихватски свистнула. – Что кушать будем? Птица, рыба? Или, как это и водится зимой в нашем географическом поясе – свинку?

– Свинина – это хорошо, – заметил Петрович. – Особенно если её этак прожарить как следует со всех сторон, и соус к ней подать острый. Ткемали там, или что-то мексиканское.

И он изобразил нечто вроде вращения шампура. Меняются люди с годами. В старые времена именно Петрович громче всех орал: «Горячее сырое не бывает», и в результате очень напоминал упыря. То, что он ел, оно не то что горячим – теплым не было и кровушкой брызгало.

– Прожарят, – заверила его Елена. – Не волнуйся. Будет специальный человек, который займется мясом.

– О как! – Соловьева даже сморщилась. – Специальный человек! А где будет происходить сие действо?

– Папенька свой охотничий домик мне под это дело выделил, – кукольным голосом сказала Шелестова. – И сразу скажу – да, у моего папы есть охотничий домик. И не только тут, в Завидово, а еще и в Испании, в Валенсии. Точнее, там он не очень-то и охотничий, он там в основном рыбу ловит… Неважно, короче.

– Салаты, – сообщила Таша, опередив Соловьеву, которая собиралась что-то вякнуть. – И апельсинок. А – еще кампари. Я это все очень люблю поглощать.

– Будет тебе и то, и другое, и третье, – пообещала Шелестова, слезла со стула и повернулась ко мне. – Ну, а ваше пожелание, дорогой шеф? Может – котлеток «де-воляй»? Или что-нибудь эдакое под соусом «шеврей»?

– Не отказался бы от порционных судачков «а-ля натюрель», – на автомате ответил я, прикидывая, как бы так половчее отказаться от данного заманчивого предложения. Нет, Завидово, горячее мясо, холодная водка – это все прекрасно. Но к этой благодати прилагаются еще мама, папа, младшая сестра…. Если бы только родители – еще ничего, хотя это тоже не фонтан. А вот младшая сестра мне совершенно не нужна. Она, Шелестова и Вика в одном месте? Да я лучше прямо сейчас пойду и стекла нажрусь. Или вниз головой из окна сигану. Ей-ей, есть масса куда более простых способов лишить себя жизни.

У меня даже живот заныл от картины, которую я представил. Неприятно так.

– Как скажете, – деловито сказала Елена, кивнув.

– А мне этого, как его…. – Самошников защелкал пальцами, но был тут же осажен и поставлен на место.

– Виски будет, не волнуйся. И закуска к нему тоже, – заверила его Шелестова.

– Фу, – Соловьева только что на пол не сплюнула. – У тебя от прогиба позвоночник не хрустнул?

– Не-а, – Шелестова вышла на центр комнаты, легким движением встала на «мостик» и сообщила всем, глядя на нас снизу вверх: – Я на гимнастику пять лет ходила. В большой спорт не рвалась, но растяжка по жизни вот, пригождается иногда. Я и на «шпагат» могу сесть.

– Она о другом говорит, – мягко объяснила ей Вика. – О том, что нельзя вот так, беспринципно, не сказать – бесстыдно…

– Все-все, – Шелестова вернулась в вертикальное положение, причем без посторонней помощи, и замахала руками. – Я знаю, что вы скажете. Вот интересно как выходит, – если хочешь приятное хорошему человеку сделать – обязательно найдется тот, кто в тебя кинет камень. Да, он наш начальник – но что с того? Вот есть у меня желание сделать так, чтобы он хоть один вечер отдохнул от своих забот, простое и незамысловатое, – и то его вывернули наизнанку. Ну ладно Мэри, с ней все понятно – нелюбовь к ближнему своему, это смысл ее жизни. Но вы-то, Виктория Евгеньевна?