Я рванулся вперед и буквально влетел в комнату, при этом сорванные мною шторы окутали меня как плащом. На стене висели скрещенные мечи. Я сдернул их и подскочил к Яношу, держа один из мечей высоко над головой. Я хотел разрубить его пополам, но он заметил меня и подставил под удар мать. Череп ее раскололся надвое, мозг вытек еще до того, как он выпустил обмякшее тело из своих объятий.

Ярость моя мгновенно улетучилась. Янош поморщился и оттолкнул от себя мою Марилену, а я подхватил ее и принялся баюкать на руках, как дитя, в то время как он бросился вон из спальни, оставив меня наедине с изуродованным телом...

Не знаю, сколько я просидел вот так, укачивая на руках ту, которой уже не было... Мысли, одна безумнее другой, стремительно проносились у меня в голове... Я отдам ей какую-то часть своего вампира — достаточную, чтобы возродить ее к жизни, залечить рану и придать ей сил... Она была мертва, но так не должно быть... она не может умереть... она может стать бессмертной. Но ведь тогда она изменится, перестанет быть моей Мариленой, а вместо этого станет полностью зависимой от меня, словно призрак пойдет туда, куда я ее позову... она станет вампиром. Нет, сама мысль о том, что она лишится воли и станет во всем подчиняться только моим желаниям и требованиям, была для меня невыносима.

Я мог, конечно, вскрыть ее тело и совершить акт некромантии, чтобы узнать все о подлости и низости моего ублюдка-сына. Ибо даже если сама она, находясь под гипнозом, ничего после не помнила о том, что делал с ней сын, дух ее помнил все, плоть ее не могла забыть об этом. Но я не в силах был совершить это, потому что знал, что даже мертвые испытывают мучительную боль от прикосновений некроманта. А я не хотел снова причинять ей боль и страдания. Ах, если бы только я был некроскопом, правда? Но в то время даже само это понятие не было мне известно.

Вот так я и продолжал сидеть, пока не высохли на мне брызги крови и мозга, пока не закоченело в моих руках тело Марилены. Горе и отчаяние постепенно притупились, и ко мне вновь возвратилась способность соображать, а гнев мой еще больше усилился. Я непременно убью Яноша, он будет умирать медленно и мучительно — в этом у меня не было никаких сомнений. Но прежде чем убить, я должен был его найти.

Я взял себя в руки и призвал к себе Григория Зирру и других предводителей моих зганов. Некоторые из них спали в нижних этажах моего замка, где во времена былого послабления к ним с моей стороны они жили практически постоянно. Теперь этому конец, ибо, начиная с этой минуты, все изменится — наступают суровые времена.

— Это сделал твой внук, — обратился я к Григорию Зирре, указывая на тело Марилены, — в ком заговорила нечистая кровь Зирра. А потому я проклинаю и придаю анафеме зганов Зирра! Вам нет больше места в доме Ференци! Убирайся вместе со всеми своими людьми, и отныне я не желаю вас больше видеть ни здесь, ни где-либо поблизости!

Когда он ушел, я обратился к одному из предводителей моих зганов, тому, который некогда разговаривал со мной и кто посмел проявить фамильярность по отношению ко мне и слишком распустил свой язык.

— Как могло случиться подобное? — сурово спросил я его. — Почему в мое отсутствие вы не охраняли как следует то, что мне принадлежит?

— Но, господин мой! — отвечал он. — Ведь вы поручили следить за домом и поместьем своему сыну! — Он пожал плечами, как мне показалось, совершенно равнодушно. — Вот уже много лет я не пользуюсь вашим доверием и расположением.

— А разве ты не зган? — прорычал я, чувствуя, как просыпается во мне вампир, как растут мои зубы и ногти превращаются в острые ножи. — И разве я не Ференци?! С каких это пор я должен просить о том, что по праву принадлежит мне от рождения, и приказывать исполнить то, что испокон веков было твоими обязанностями?

Я говорил очень тихо и спокойно, но все, кто находился со мной в комнате, слегка попятились, за исключением того, с кем я разговаривал, ибо я схватил его за плечо.

И тут... он вытащил нож и хотел было меня ударить. Но я лишь мрачно улыбнулся и удержал его одним только взглядом. Дрожа с головы до ног, он выронил нож...

— Я... я не оправдал вашего доверия, господин мой! Прогоните меня тоже, господин, и позвольте уйти вместе с Зирра.

Я широко зевнул, демонстрируя ему свой огромный рот, крепкие челюсти и острые зубы, торчавшие из кровоточащих десен. Он хорошо знал, что я легко могу сомкнуть эти челюсти на его лице, превратив его в месиво. Но вместо этого я просто подтащил его к высокому окну.

— Прогнать тебя? — повторил я его слова. — А что, есть такое место, где ты хотел бы оказаться?

— Где угодно, — задыхаясь прошептал он. — Где угодно, господин, только не здесь.

— Не здесь? — переспросил я, выглядывая в окно. — Что ж, будь по-твоему.

И, прежде чем он успел сказать что-либо еще, я схватил его в охапку и швырнул вниз. Падая, он успел вскрикнуть лишь один раз, потом рухнул на скалы и затих навсегда.

Другие предводители, помельче, видя все это, хотели было сбежать, но я предостерег их от этого опрометчивого шага.

— Только посмейте уйти, — взревел я, — и я переловлю вас по одному, вырву и съем ваши сердца! — После таких угроз они застыли на месте. — А теперь идите и разыщите моего сына. А когда найдете, отведите меня к нему — туда, где я смогу с ним разобраться. После этого вы все соберетесь и придете ко мне, ибо мне необходимо поговорить с вами о весьма важных вещах. Вместе со мной вы отправитесь в великий крестовый поход. Фаэтор Ференци вновь поднимется очень высоко и вернет себе былое могущество в мире, а каждому из вас уготована заслуженная им участь. Но вас ждет настоящая мужская работа, и я уверен, что вы завоюете себе достойную судьбу!..

Отдаленное лязганье и звон отвлекли Гарри от длинного рассказа старого вампира. Он перестал слушать и внимательно оглядел пустынную, вспаханную, развороченную землю, на которой до самого горизонта то тут, то там виднелись постепенно все более разрушающиеся развалины старых домов. Даже солнце, которое согревало ему шею и спину и поднимало облака пара над неподвижной водой небольших водоемов, не могло оживить безрадостную картину: по полю двигались железные динозавры, чудовищные и странные силуэты которых неясно виднелись в облаках пыли и сизого зловонного дыма. Едва ли бульдозеры направятся именно в эту сторону, но при виде их Гарри вдруг вернулся к действительности и вспомнил, сколько сейчас, должно быть, времени. Уже, видимо, около девяти часов, а ему еще предстоит добраться до Бухареста — обратный самолет в Афины улетал в 12.45.

— Гарри... — затихающий мысленный голос Фаэтора был похож на вздох. — Я чувствую, что над землей взошло солнце, а оно отнимает у меня силы, делает меня совсем слабым. Должен ли я продолжить свой рассказ, или мы отложим разговор на другое время?

Гарри задумался. Он успел немало узнать о Яноше — вампире, обладающем большими возможностями и силой. И все же, если верить Фаэтору, сын его не был вампиром в полном смысле этого слова, во всяком случае тогда — почти восемьсот лет назад. Таким образом этот разговор давал ему возможность больше узнать не только о самом Яноше, но и о вампирах вообще. Гарри признавал, что уже является достаточно осведомленным и признанным авторитетом в этой области, но одновременно понимал, что о подобных существах знать абсолютно все практически невозможно. Однако, когда от них зависит его жизнь и жизнь других людей, никакие дополнительные сведения не окажутся излишними.