chitay-knigi.com » Фэнтези » Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 178
Перейти на страницу:

И – пугался, вспоминая.

Но еще один взгляд вокруг снова вернул меня в весну. И я понял, что вокруг меня – жизнь. И еще вспомнил, что эта сонная от весеннего цветения земля – Эллада, страна богов и героев, восхищавших меня еще до школы, когда я читал греческие мифы…

И я прочел в солнечное пространство перед собой – устало и задумчиво:

Когда-то в утренней земле

Была Эллада…

Не надо умерших будить,

Грустить не надо.

Проходит вечер, ночь пройдет —

Придут туманы,

Любая рана заживет,

Любая рана.

Зачем о будущем жалеть,

Бранить минувших?

Быть может, лучше просто петь,

Быть может, лучше?

О яркой ветреной заре

На белом свете,

Где цепи тихих фонарей

Качает ветер,

А в желтых листьях тополей

Живет отрада:

Была Эллада на земле,

Была Эллада…[23]

– Была Эллада на земле, была Эллада, – повторил за моей спиной задумчивый голос Татьяны. Я обернулся и встретился с ней взглядом. – Не бойся, я не была в бою. – В голосе ее мне послышалась то ли насмешка, то ли горечь, – стояла на холме и смотрела, как вы деретесь. – Она подходила ко мне неспешным медленным шагом, словно начинала разбег перед акробатической программой, – как убиваете и сами подставляетесь под оружие… Ты заботливый, Олег. Ты беспокоишься обо мне… – Она сглотнула и остановилась в шаге от меня. – А когда ты упал, я думала, что у меня остановится сердце… – Я видел ее приокрытые губы и слышал, как она дышит. От ее волос пахло солнцем. – Вы такие благородные и рыцарственные, мальчики. Но однажды вы все упадете и не встанете, а что тогда останется нам? Когда ты будешь убит, – она протянула руки и горячими твердыми ладонями взяла меня за щеки, слова ее били, как стрелы, как пули, – когда ты будешь убит, Олег, как я буду чувствовать себя – спасенная тобой дура? Ты не услышишь, как я буду выть над тобой, как буду кричать все, что не сказала, пока ты был жив…

– Тань, не надо. – От ее слов у меня немели губы.

– Олег! – Она склонила голову вбок. – В следующий раз я пойду в бой рядом. Чтобы… чтобы не жить, если ты… – она перевела дух и с усилием закончила: – …упадешь насовсем.

– Ты никуда со мной не пойдешь, – так же тихо сказал я. – У нас очень мало осталось. Но в числе прочего – честь. Ты не будешь драться, пока жив я.

– Я. Тебя. Ненавижу, – прошипела она мне прямо в лицо. И ударила в плечо: – Ненавижу, понял?

– Понял, – послушно ответил я. – Ненавидишь. Пусть. Только не лезь в бой.

Мы стояли друг против друга. Потом я отпустил палаш и, медленно подняв руку, коснулся кончиками пальцев девичьей щеки.

– Таня, – сказал я, и это прозвучало, как стон, – я совсем не боюсь за себя. Весь мой страх – это ты. И вся… вся любовь здесь – тоже ты. Почему ты… – Я не договорил и вместо этого сказал, улыбнувшись: – Умереть, зная, что ты жива, – это не такой уж плохой конец, если по-другому никак…

– Не надо. – Ее ладонь легла мне на губы. – Ничего больше не говори, – и попросила очень обычным, спокойным голосом: – Поцелуй меня, Олег. Мне страшно.

Я неумело коснулся губами ее губ – четырнадцатилетний мальчишка, за спиной которого лежал окровавленный палаш; мальчишка, научившийся убивать, но не умевший целоваться; мальчишка, даже самому себе боявшийся признаться в любви к зеленоглазой девчонке…

И задохнулся от того, что почувствовал в этом теплом касании.

Вот она – куда-то идет.

Вот он – я, смотрю на нее.

Это было вчера – мы молчали вдвоем,

Она свежа и прекрасна,

Я сказал: «Пойдем!»

Я там, где небо без крыши,

Где дым без огня,

Где саблезубые мыши,

Все мимо меня.

Где гвозди, вбитые в воду,

Ржавеют дождем,

Где мы в непогоду

Погоду найдем.

Эта любовь ужасна, эта весна хороша!

А твои, твои глазища,

Твое имя на заборе,

Я согласен выпить море,

Лишь бы доползти до днища.

Разгулялася природа,

При деньгах, a все же нищий,

Продолженья просят рода

Эти чертовы глазища!

Порa! Я сказал ей, я сказал ей: «Порa!»

Вот она, куда-то идет

Вот он – я, смотрю на нее,

Здесь я не знаю, что петь,

Я не знаю, чем быть,

Я научился не спать,

Но разучился любить,

Я вроде что-то забыл,

Ты, конечно, права.

Иди ко мне,

Мы потом напишем слова.

Юрий Шевчук

Помню, что нам очень мешало снаряжение. Даже не мешало, а просто злило, и когда между нами в очередной раз оказалась рукоять моей даги, Танька засмеялась и, отстранившись, начала вылезать из своей «сбруи». А на меня вновь напал столбняк, и только когда она взялась за верхнюю пуговицу ковбойки, я задергал одной рукой ремень, другой снимая перевязь. Руки у меня дрожали. Танюшка улыбалась в полушаге от меня, и мы обнялись, и снова начали целоваться. Я опустил руки ей на поясницу и, положив голову на плечо, уткнулся носом в основание шеи.

– Все будет, как будет, – прошептала Таня. – Я знаю, что это правильно. Будет, как будет, Олег. Но ты и я будем вместе. Если мы можем умирать, как взрослые, то и жить мы должны так же… Нет, ничего не говори. Я знаю, что у нас все получится.

Я поднял голову, и поцелуи продолжились. Единственное, о чем в тот момент я думал, – чтобы не появился кто-нибудь из наших. Других мыслей не было. Танюшка расстегивала на мне куртку, но узел не поддавался, и я сказал сбивчиво:

– Погоди… Тань, я сейчас… – задергал шнуровку сам, потом чертыхнулся сдавленно, сдернул куртку через голову, вывернув ее наизнанку, бросил в сторону. Только теперь я увидел, что Танюшка уже без рубашки.

– Расстегни, – попросила она, кладя руки мне на плечи.

– Э… это? – У меня пересох не только рот, но и горло.

– Это, это. – Девчонка смотрела мне в глаза, чуть прикусив уголок губы. – Там, сзади.

Ее спина – с гладкой, шелковой кожей, – казалось, обжигает мне пальцы. И в то же время я как-то весь онемел. В смысле – как после заморозки у зубного, только в ушах звенело, из-за чего я плохо слышал, что мне говорит Танька. Она потянула вверх мою потную футболку, вытащив из штанов, – я пригнул голову и послушно вытянул руки, а когда снова увидел происходящее, то понял, что она сбросила вместе с моей майкой и расстегнутый мною купальник. Ну, верхнюю его часть…

Пальцем Таня легко коснулась шрама на боку. Я этого почти не почувствовал – точно, как во время анестезии. Я боялся раздеваться дальше – и в то же время понимал, что сейчас больше не выдержу. Я пытался, как это ни смешно, заставить себя не смотреть на Танюшкину грудь. Смешно, потому что ясно же было – в этом мире роднее Танюшки человека у меня нет и не будет. Смешно и потому еще, что точеный бюст Тани был красив…

1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 178
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности