– Полотенце подай, пожалуйста! – попросила Татьяна, высунув мокрую голову из душевой.

«Почему она делает вид, что все в порядке, что мои намеки ей непонятны? Опять профессиональные амбиции? Желание раскрыть запутанное дело без моей помощи?»

Я заварил чай. Татьяна вышла с тюрбаном на голове, села у зеркала и стала рассматривать свое лицо.

– Помады нет, туши нет, – произнесла она, пальцем массируя кожу под глазами. – Надо было вчера взять с собой вещи, чтобы в усадьбу больше не возвращаться.

– Вообще не возвращаться? – уточнил я, раскладывая по чашкам сахар.

– Вообще, – подтвердила девушка. – А что мне там делать? Сегодня последний день нашего с князем договора – день подведения итогов, прощальных поцелуев и… и отъезда.

«Вот оно в чем дело! – подумал я, со звоном вращая ложку в стакане. – Танюха ставит точку. Ее миссия закончена, условия договора выполнены. И потому она так избегает обсуждать страшную тему. «А я бы не хотела узнать, кого здесь закопали», – очень честно сказала она вчера. Понимаю, это желание остаться в рамках договора и не искать себе сверхурочную работу. Как если бы всю зиму строила дом – добросовестно, старательно, а когда подошла пора сдавать его заказчику, выяснила, что под фундаментом лед, который весной растает. Но говорить об этом заказчику не хочется – он же сам выбрал место, значит, пусть это будут его проблемы. Да у нее уже нет сил все начинать сначала, проще присыпать лед песком, обложить кирпичами и сделать вид, что ничего не случилось… Она, как и я, устала, запуталась. В конце концов, она уже никому ничего не должна… А что мне мешает плюнуть на все и уехать с ней? Я тоже сделал все, что просил князь».

– Поехали в Москву? – спросил я, старательно пряча глаза. – Прямо сейчас. Я как чувствовал и вчера колеса поменял.

– Ага.

– Только простимся с князем и сразу поедем, правда?

Татьяна кивнула. Да, я не ошибся. Она даже не уточнила, почему я намерен проститься только с князем, а Родиона забыл. Она поняла, что я догадался про существование подводной части у маленького и с виду безобидного айсберга, которым мы так самозабвенно игрались.

Я подошел к ней со спины, обнял за плечи и хотел поцеловать в шею, но Татьяна резко вывернулась, быстро пошла к двери и, не оборачиваясь, бросила:

– Жду внизу!

Кажется, она стала презирать и себя, и меня.

Мы ехали молча. На душе скребли кошки. Татьяна включила магнитолу, настроила ее на первую попавшуюся мелодию и поставила максимальную громкость. «Чу-чу-чу! – бил по ушам гнусавый, отвратительный голос. – Я тебя так хочу! Спать не могу, и ни гугу! Потому что люблю, кралю мою-у-у-у…»

Я терпел это издевательство минуту, не больше, потом выключил магнитолу. Татьяна с упрямством снова включила ее. «Ча-ча-ча! Ты так горяча! А я страстных обожаю, в кожвендиспансер провожаю-у-у…»

Я снял с магнитолы панель и швырнул ее в окно. Оставшуюся часть пути мы слушали гул мотора. Татьяна опустила стекло, высунула голову. Ветер принялся причесывать ее на свой лад. Она закрыла глаза и не открывала их, не меняла позы до тех пор, пока мы не подъехали к воротам усадьбы.

Я поднялся по ступенькам в проходную. Татьяна в расстегнутом плаще, играя концами пояса, плелась за мной. Охранник вышел навстречу из дежурки, вскидывая вверх руку. Наверное, он хотел что-то сообщить мне, и я остановился.

– Все, командир! – сказал он, заслоняя собой проход. Его руки застыли в таком положении, будто охранник намеревался толкать впереди себя вагон. – Давай назад!

– В каком смысле? – уточнил я.

– В прямом! – с нескрываемой агрессией ответил охранник.

– Дай пройти! – сквозь зубы произнесла Татьяна. Она была настроена решительно.

– Я сказал стоять!! – рявкнул охранник. – Вы уволены с сегодняшнего дня! Оба! Вот приказ!

Татьяна с недоумением взглянула на меня. Охранник протянул мне лист. Я выхватил его и поднял так, чтобы Татьяна могла читать из-за моего плеча.

– «Параграф первый. С третьего апреля, – вслух читал я, – Ворохтин С.М. уволен в связи с грубыми нарушениями производственной дисциплины, противоречащими моим требованиям. Параграф второй. У моего телохранителя Прокиной Т.А. закончился срок действия договора. Объявляю благодарность. Начальнику охраны: проход на территорию усадьбы вышеуказанных лиц категорически запрещаю. Подпись: Родион Орлов».

Я поднял удивленные глаза на охранника. Татьяна вырвала из моих рук приказ и прочитала его еще раз.

– Почему подписал не князь, а Родион? – спросил я.

– Князь болен, – нехотя ответил охранник.

– Я должен его увидеть…

– Повторяю! – громче сказал охранник и снял с пояса дубинку. – Вас впускать запрещено. К тому же князь никого не принимает, все встречи отменены.

– Кобыла с возу – бабе легче, – тихо произнесла Татьяна.

– Какая еще баба? Я за оскорбления знаете что… – вспылил охранник.

– Ладно, заткнись, – попросил я его. – Нам надо забрать свои вещи.

– А это пожалуйста! – примирительно ответил охранник и выволок в проход две картонные коробки, стянутые липкой лентой. Ту, которая была помечена буквой Ж, он подтолкнул ногой к Татьяне. Моя коробка была помечена буквой М.

– И это еще не все! – сказал мне охранник, не в силах сдержать улыбку. – Самый приятный сюрприз! Получи и распишись в получении!

Он протянул мне повестку в отделение милиции, к следователю Панину.

Мы вышли с коробками в руках. Мне казалось, что я клоун, а в коробке сидит пестрый петух, который сейчас выпрыгнет и закукарекает.

– И слава богу, – насильно придавая голосу радостный тон, сказала Татьяна, закинув свою коробку в машину. – Теперь у меня нет никаких моральных затруднений.

– А что делать с этим? – спросил я, рассматривая повестку. – Может, выкинуть и не забивать себе голову всякой чепухой?

Татьяна недолго думала, покусывая губы, и отрицательно покачала головой.

– Нет, выкидывать ее не стоит, сделаешь себе только хуже. Сходи ты к этому Панину и дай показания. Какие к тебе могут быть претензии?

– Пистолет.

– А что пистолет? Его ведь не из кармана твоего изъяли, а нашли в комнате, где ты ночевал всего несколько раз. Это не доказательство. Это вообще черт знает что!.. Ты в самом деле гулял по парку в момент выстрела?

– Нет, я был у князя.

– Что?! У князя?! Так чего ты боишься? Старик подтвердит твое алиби. Вперед к Панину! На все – полчаса, и мчим в столицу. Заедем ко мне, мама такие пельмени приготовит – пальчики оближешь. Выпьем как следует и все плохое забудем. Хорошо?

– Хорошо, – через силу согласился я, затыкая рот совести.

В это время к воротам подъехал горячий и пыльный бортовой «ЗИЛ» с прицепом. На кузовах стояли контейнеры. Из кабины выпрыгнул Хрустальский в тренировочных брюках и розовой рубашке с галстуком. Увидев нас, он радостно взмахнул руками.