Айседора прекрасно помнила Зигфрида, с которым ей было легко и просто, как с собственным братом. Одновременно перед мысленным взором Дункан предстала другая фигура – некогда обожаемый Генрих Тоде, но вот ведь странность, если белобрысого и не слишком красивого Зигфрида Вагнера она помнила, словно они расстались буквально вчера, лицо Генриха постоянно изменялось и стиралось, как это бывает на старой выцветшей фотографии. Нет, она помнила свою любовь, те возвышенные чувства, уносящие ее к неведомым небесам, но самого Тоде… его лица, рук… увы, ее Генрих Тоде исчез навсегда. Впрочем, «скатертью дорога», как говорят русские.

Теперь Айседора понимала, какого будущего желала ей мудрая Козима, и могла только прикусить губку. Да, сумей она тогда понять, что ее влечение к Генриху обернется мороком, бессмысленным, губительным колдовством, сумей она пересилить себя и согласиться на брак с Зигфридом, теперь в ее распоряжении уже несколько лет как был бы прекраснейший из театров. Впрочем, тогда бы она не познакомилась с Крэгом и Зингером и не родила бы двух прекраснейших детей! Да, как же иногда бывает мстительна судьба, брак по расчету с сыном самого Вагнера, возможно, подарил бы ей других детей, которые теперь были бы живы, но. Разве этот брак продержался бы без любви?..

…Боксеры ехали на очередное соревнование, по результатам которого они либо продвигались дальше, либо теряли все. Как выяснилось позже, собранных вскладчину денег хватало разве что на билеты на параход и несколько дней проживания в Америке, а дальше. хоть в охранники, хоть в носильщики. Билеты до Европы – дорогое удовольствие, так что каждый отправлявшийся на соревнование боксер прекрасно знал, что обязан победить, чего бы ему это не стоило.

Усаживая Айседору за свой столик и заглядывая ей в глаза, Тед открыл тайну: прием, который должен был помочь ему победить американцев. Секрет его будущих успехов – атакующий стиль, требующий одинакового участия обеих рук. Ведь американские боксеры давно привыкли, что холодные англичане не предрасположены к приступам ярости, когда человек вдруг бросается в атаку и бьет, бьет, бьет… у него же с этим никогда не было проблем. Кроме того, родившись левшой, что само по себе, будьте нате, сюрпризец для противника, он, по совету тренера, год развивал правую, и в результате.

Айседора желала ему всяческой удачи, которой, если честно, ждать совсем недолго, и, снова забегая вперед, хочется отметить, что в 1917-м Тед сделается чемпионом мира, после чего еще два года продержится в этом статусе. В 1920 году проведет успешную серию из 99 боев с лучшими боксерами США

…После первых достаточно удачных выступлений в Бразилии Айседора получила часть денег и отослала их в Швейцарию своим девочкам.

Город Буэнос встречал Айседору новым для нее танцем – страстным и пленительным танго, в который она тут же влюбилась: «С первого робкого шага я почувствовала, как все мое существо откликнулось на томный привораживающий ритм этого сладострастного танца, нежного, как длительная ласка, опьяняющего, как любовь под небом юга, опасного и жестокого, как манящий тропический лес. Таковы были мои ощущения, пока рука черноокого юноши двусмысленно руководила мною, а взгляд его смелых глаз утопал в моем». Зайдя с братом и сопровождающим их гидом в студенческое кабаре, Айседора погрузилась в новую для себя атмосферу низких прокопченных потолков и клубов сигарного дыма, повсюду обнимались смуглые парочки, собравшиеся здесь праздновать день свободы, который, по традиции этих мест, отмечали ночью.

Здесь, завернувшись в аргентинский флаг, Дункан протанцует их гимн. Несмотря на то что это была чистая импровизация, Айседору несколько раз вызывали повторить танец на бис. Уставшая и довольная собой Дункан явилась в гостиницу на рассвете, сразу же завалившись спать. И вскоре ее разбудил красный от злобы импресарио. Он размахивал перед лицом еще не успевшей как следует прийти в себя танцовщицы стопкой свежих газет, в которых она не могла понять ни единого слова. Наконец, немного успокоившись, он сообщил, что присутствующие вчера в кабаре журналисты сообщили о «бешеном успехе залетной босоножки в кругу революционно настроенных элементов», после чего единогласно призвали почтеннейшую публику бойкотировать выступления Дункан. Таким образом, уже к 11 утра в кассу были возвращены почти все ранее приобретенные билеты. Так что импресарио почел за благо немедленно расторгнуть контракт с артисткой.

Дункан снова оказалась у разбитого корыта. В довершение катастрофы выяснилось, что денежный перевод не дошел и не сегодня-завтра вся школа в Швейцарии будет выброшена на улицу, так как заплатить за комнаты нечем. Айседора тут же отдает все оставшиеся деньги брату и, посадив его на пароход, телеграфирует хозяйке пансиона, чтобы подождала всего несколько дней, деньги вот-вот прибудут.

Только на следующий день, увидав на своем пороге бледного и перепуганного Рене, до Айседоры дошло, что ни ему, ни ей нечем заплатить за гостиницу. Оставалось самостоятельно искать себе работу. Это удалось, но не сразу, спектакли шли со скрипом, публика встречала Дункан вяло, зал был в лучшем случае полупустым. Так что их вскоре выставили из гостиницы без вещей и денег. Айседоре удалось забрать лишь пару никому не нужных туник, после чего они отправились в Монтевидео, где фортуна улыбнулась танцовщице. Заработав немного денег, они устремились в Рио-де-Жанейро, где, узнав Айседору, ей предоставили помещение городского театра.

Здесь публика была поживее, Дункан принимали на ура, а Дюмениль, помимо музыкального сопровождения спектаклей, давал собственные концерты, которые, в конце концов, сделались более востребованными, нежели танцевальная программа, так что, когда Айседора засобиралась в Нью-Йорк, Рене остался в Рио.

Из Нью-Йорка она возвращалась на том же пароходе, и на этот раз совершенно одна. Грустная и усталая, потерявшая весь свой багаж, Айседора смотрела на пароходный бассейн, в котором плавало несколько человек. Неожиданно рядом с ее креслом остановился молодой человек в костюме местного официанта. Айседора уже хотела попросить его принести стакан сока, как вдруг, не без удивления, признала в нем одного из боксеров. Потерпев поражение на ринге, молодые люди должны были зарабатывать на возвращение в Европу, устроившись официантами, телохранителями и лакеями.

За все путешествие Айседора так и не нашла для себя интересного собеседника, проводя все время с книжкой или любуясь волнами.

Единственный человек, обращавший на нее внимание, был вечно пьяный американец Вилкинс, посылавший ей каждый день бутылку «Поммери» 1911 года. Первые дни Айседора просила официанта открыть бутылку и выпивала бокал, кивком головы благодаря соотечественника, но вскоре ей осточертеет вкус шампанского. Что же до американца, в результате от этого огромного, краснорожего и вечно пьяного господина приходилось чуть ли не прятаться. В общем, все было неудачно. В довершение разочарования в порту ее никто не встретил. Поразмыслив немного и решив, что ее телеграмма не дошла, она позвонила знакомому фотографу, но неожиданно трубку снял Зингер.

Настоящее чудо, Зингер мог знать, что Айседора на гастролях, но что она приедет конкретно в этот день, да еще и позвонит именно Артуру Генте, к которому ему вдруг взбрело заглянуть…