— Да нет, я только гляну… начало и конец. Вступление и заключение.

— Точно! — Надя зажала рот ладошкой. — Ты и на сочинениях просил: только вступление и заключение. А потом катал, катал все подряд…

Надя изо всех сил зажимала рот, но смех так и лез из нее.

— Ты у Леночки списал «Как я провела лето». И все катал в женском роде: «Я была у бабушки, купалась, загорала…» Ой, не могу, прости, Сенечка!

Сеня тихонько подхохатывал ей без особого удовольствия.

— Было дело. Но сейчас я в другом смысле. Хотелось просто глянуть, сравнить. Все-таки телевидение, понимаешь…

Надя разом перестала смеяться и сказала серьезно:

— Понимаю, Сенечка. Только нету у меня никакого конспекта… Честное слово, сама бы у кого списала! Но у кого спишешь про свою жизнь…

Сизый утренний туман стелился над лесом. Внизу у реки виднелись домики пионерлагеря.

Надя плела венок и улыбалась. Кирилл сидел рядом и таращил на нее влюбленные глаза. За кустами слышались голоса их детей.

— Хорошо как, господи! — вздохнула Надя.

— Хорошо! — радостно согласился Кирилл, обнял и поцеловал ее.

— Ой, Кирюша! — ласково отбивалась Надя. — Ты когда угомонишься? Когда?

— Никогда! — Он еще крепче обнял ее. — И не надейся!

— Дети же! — вырвалась Надя.

И верно, прибежали дети — маленькая Ириша и Антон.

Мама Надя увенчала голову дочери венком, полюбовалась, потом привлекла к себе и голову Антона.

— Антошка, сколько же мы не виделись! Соскучилась! Как у тебя волосенки-то пахну-ут…

И вдруг принюхалась:

— Чем это они у тебя пахнут? Дымом… Ты что, куришь?!

Антон промолчал. Ирка съябедничала:

— Курит, курит! Я в кустах видела — у него нос дымился!

— Елки! — Кирилл ударил по карманам сына. — Где? Ну?

Антон нехотя, но спокойно вытащил из одного кармана сигареты, из другого спички.

— Ах ты сопляк! Двенадцать лет — курить… Ах ты! — бестолково суетился Кирилл.

— А чего? — упрямо сказал Антон. — И вожатые курят, и учителя… даже женщины. И вообще, знаете анекдот?

— Анекдот?! — Папа Кирилл схватился за ремень.

— Погоди, Кирилл, — остановила Надя. — Мне учительница всегда говорила: ваш Антон — большой юморист. Давай анекдот.

Антон помялся, но потом усмехнулся отчаянно:

— Старичок один встречает одного мальца. Малец курит. Старичок ему говорит: «Эй, сынок, рано ты начал курить!», а малец отвечает: «Почему рано? Уже полдень».

— Смешно-о! — Папа Кирилл опять рванул ремень.

— Погоди, — вновь остановила Надя. — Ты скажи, будешь курить?

Антон молчал. Колебался. И отважился:

— Сами учили — не врать. Ну не вру: буду.

Теперь папа Кирилл все-таки выхватил ремень из брюк.

— Не надо! — сказала мама Надя. — Тогда я тоже буду с тобой курить. На пару. Давай папиросы.

Антон не двигался, глядел на маму с кривой улыбкой.

— Ну! Дай матери закурить! И прикурить!

— Надь… Ты брось… — начет Кирилл.

Но ее уже нельзя было остановить.

Она схватила сигареты и спички, лихо закусила сигарету, лихо чиркнула спичкой, лихо затянулась — раз, другой, третий… Глубоко, еще глубже, еще… И глаза у нее полезли на лоб!

— Ой, мамочка-а! — захлебнулась она и рухнула.

Когда Надя открыла глаза, вокруг толпились все пере пуганные дети. Кирилл держал ее голову у себя на коленях, старушка докторша совала ей под нос пузырек, а сын Антон ревел белугой:

— Я не буду курить, мамочка! Я никогда… я не буду, не буду!

— Ну, знаете, уважаемая, Макаренко из вас не выйдет, — сказала докторша. — Что за методы? Как это вы воспитываете?!

— Как умею… Извините, — улыбнулась Надя и закрыла глаза.

Перебирая струны гитары, задумчиво наигрывал что-то кудрявый Леша.

— Чего я достиг в жизни? На мои стихи пишут песни. О чем еще мечтаю? Писать стихи хорошие. А как разобраться? Недавно написал — вроде не очень. А Кобзон спел, понравилось, — откровенно улыбнулся Леша.

— Кобзон не из нашего класса, — заявил Юлик, — так что петь придется тебе.

Леша тронул струны. Все притихли. Он негромко запел. Песня была о любви — о первой любви…

Долговязая Валентина точно вышла к волейбольной сетке, взлетела и неотразимым «колом» врезала мяч в землю.

Семейство — Надя, Кирилл, Юра, Наташа, Олечка, Петька, Антон, Машка и Ирина — бешено зааплодировали. Вся южная трибуна небольшого стадиона тоже аплодировала. Вся северная — молчала.

Снова разыгрывали мяч… Удар Валентины… Игроки ее команды бросились обнимать друг друга. А судья, сидящий петушком в своей корзине на уровне сетки, такой же, как и игроки, долговязый акселерат с редкими висячими усиками, просвистел трижды. Игра закончилась.

— Мама, папа! Мне надо с вами поговорить! — возникла перед семейством разгоряченная битвой Валентина.

— Поздравляем! — сказал Кирилл. — С выигрышем. Одевайся, дома поговорим.

— Нет, здесь. А все пусть идут домой! — решительно заявила Валентина.

Старшая дочь Наташа передернула плечиком, высказывая презрение к Валентининым тайнам. А старший сын Юра солидно сказал:

— Надо поговорить — значит, надо. Мам, мы вас в парке подождем.

— А мороженое? — заканючила Ириша. — Обещались, если Валька выиграет…

— Обещали — будет, — заверил Юра.

Вся команда удалилась за ним.

— Вы только сядьте, — посоветовала Валентина родителям.

— Спасибо, мы уж постоим, — сказал Кирилл.

Валентина пожала плечами — как хотите. И бухнула:

— Я выхожу замуж!

Мама в ужасе плюхнулась на скамейку трибуны. Папа медленно опустился на ступеньки.

— Я говорила: сядьте, — опять пожала плечами Валентина.

— Чего сядьте! — вскочил Кирилл. — Ты уж прямо скажи: лягте! Лягте, дорогие мама-папа, в гроб! А я вас крышкой укрою и гвозди вколочу!

— Погоди, Кирюша, — тихо сказала Надя. — Ты что, его любишь?

— Люблю! — с вызовом крикнула Валентина.

— Любишь, и хорошо, — спокойно сказала Надя. — А почему ты решила поговорить здесь?

— А мы загадали: если выиграю — сразу скажу!

— Серьезно вы загадали, — чуть улыбнулась Надя. — А он кто?

— Сережа Клюев. Из нашего класса.

— Елки! — опять взвился Кирилл. — Жених из класса?

А?!

— Ты же его не знаешь! Он замечательный, он такой… он…

— Это он? — указала Надя на корзину у волейбольной сетки, где одиноко сидел судья-акселерат.

— Откуда ты?.. — изумилась Валентина.

— Вычислила, — улыбнулась Надя. — Позови его.

Валентина убежала. Кирилл набросился на Надю.

— Ты что, елки! Разговоры собираешься разговаривать? Да я его — в шею. И ее могу! Невеста — шестнадцать стукнуло!

— И мне шестнадцать было. А мы с тобой познакомились.

— Сравнила! Мы самостоятельные были, я на год старше тебя, и в шестнадцать мы только знакомились, а не женились. И вообще, ты что, одобряешь?

— Не одобряю, конечно, но нельзя же и так…

Она не договорила. Вернулась Валентина, ведя Сережу с болтающимся на груди судейским свистком.

— Добрый день, — сказал Сережа.

— Здравствуй, — кивнула Надя.

— Интересно! — петухом посмотрел на него снизу вверх Кирилл. — Вы