Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой палец резать?
— Ничего-то ты не знаешь. Мизинец.
Сюнкити без колебаний провёл сверкающим лезвием по подушечке мизинца. Не получилось. Он нажал сильнее. По спине пробежал, как и говорил Масаки, трепет, из побелевшей раны хлынула свежая кровь.
— У тебя и правда есть только то, что с боксом связано. Спокойно кровь пускаешь, — заметил Масаки.
Глава девятая
Фудзико смутно представляла себе, как Сэйитиро пойдёт на службу.
Самолёт, который должен был сесть в аэропорту Айделвайлд в половине двенадцатого ночи, опоздал на два часа. С президентом сталелитейной компании «Мэйдзи-сэйтэцу» Фудзико тоже была знакома, поэтому приехала с мужем встречать его в аэропорт. Если считать время, за которое гости прошли таможню, они прождали целых три часа. Затем, оттеснив других встречающих, они сели в машину Сэйитиро и благополучно доставили президента в отель. Это было в три часа ночи. Когда вернулись домой, на сон оставалось около четырёх часов. Тем не менее Сэйитиро встал ровно в восемь и отправился на службу.
Они опять снимали квартиру своего американского друга. Тот был инженером и уехал на время в Венесуэлу. Но не хотел терять квартиру в удобном месте, поэтому оставил супругов присматривать за ней, и те два месяца отдыхали от гостиничной жизни. Но и это было временным жилищем. Чтобы окончательно переехать в подходящую квартиру в пригороде, например в обещанное жильё в Ривердейле, нужно было ждать, когда живущие там супруги из внешнеторговой компании вернутся в Японию.
Фудзико посмотрела на часы у изголовья кровати. Почти полдень. В комнате яркий свет, как и утром, дождь с ночи так и не перестал.
Подушка Сэйитиро испачкана помадой для волос и на ярком свету выглядит ещё грязнее. Грязь светится как грязь. Фудзико прижалась к ней лицом, поцеловала.
Подошла к окну, открыла портьеры. За пеленой дождя виднелась неровная поверхность задней стороны домов. Это пятьдесят шестой квартал нью-йоркского Вест-Сайда.
На главной улице тесно стоят в ряд одинаковые по высоте здания, но если посмотреть со стороны внутреннего дворика, то увидишь низкие крыши, сады на них, широкие балконы, а за разновысокими домами — задние окна старых строений из красного кирпича. Сразу под окнами третьего этажа тянется узкий унылый садик на крыше. Странно, что попасть туда можно только через окно. За ним супруги сложили связки дров для камина.
В садике на крыше дождь бьёт по горшкам с увядшими неопознанными цветами, по сломанным, покосившимся плетёным стульям. Земли отсюда не видно, но между крышами возвышается несколько платанов. В ноябре их широкие жёлтые листья опали и прилипли, словно рекламные листовки, к бетонной крыше и плетёным стульям.
Людей нигде нет. Шум автомобилей тоже сюда не долетает. И задние окна красного кирпичного здания, то зашторенные белыми занавесками, то закрытые ставнями, безмолвны, словно на руинах.
Фудзико, собираясь разжечь камин, открыла окно и протянула руку за дровами. Они были холодными и сырыми, так что она отказалась от этой мысли. В ночной рубашке у открытого окна она мёрзла. Лучше уж прижаться к стеклу и смотреть на дождь, заливающий этот тоскливый пейзаж. Так начинается зима в Нью-Йорке.
До вчерашнего дня Фудзико не замечала, что спинки мокнущих под ливнем плетёных стульев растрепались. И как ищут опору плети вьюнка, так и эти тёмно-коричневые концы лоз вытягивались, будто плясали под дождём.
«Не стоит смотреть на это, — пронеслось в тяжёлой со сна голове. — Я не для того ехала в Нью-Йорк, чтобы видеть здесь такое».
Мысли опять беспорядочно разбежались. Блестящие отзывы о Сэйитиро здесь и на родине: он умеет быстро решать проблемы, увлечён работой, вежливый, не легкомысленный, хорошо знает язык, самый выдающийся из молодых сотрудников компании «Ямакава-буссан». Она размышляла над этими отзывами, часто до неё доходившими. У Фудзико не было оснований сомневаться, но с такой точки зрения Сэйитиро казался человеком, у которого на все пальцы рук надеты кольца. «Как бы ни было интересно каждое кольцо, вместе они теряют всякий смысл. И ещё его слишком любят старики. Он как-то по-особому умеет пленять их сморщенные сердца. Вернувшись домой, в Японию, эти богатые, облечённые властью старики станут с восхищением говорить о нём: „Какой прекрасный юноша! Мне ещё не доводилось встречать таких. Очень жаль, что я не могу выдать дочь за него“».
Фудзико задумалась, как же судят о ней. За то короткое время, что она провела в Нью-Йорке, некоторые знакомые стали называть её плохой женой. Те, кто это слышал, рассказывали и ей, и другим, так что к ней прилипла данная характеристика. По её собственным ощущениям, дело не в том, что она совершила нечто плохое. Фудзико понимала истинную причину такой оценки: другие сотрудники компании целый год не могли перевезти к себе семью и вели непривычно одинокую жизнь, а Фудзико сразу приехала вместе с мужем. Таким образом, эти люди, пусть даже они сами проживали свободное время по-холостяцки, выражали солидарность с мужем, которого по пятам преследовала назойливая плохая жена.
За границей невозможно не обращать внимания на такие слухи, они не исчезнут, наоборот, придётся признать их справедливость. Сражаться, гасить разгорающийся огонь. Это было общее правило для японцев, работающих за границей, но у Фудзико с самого начала не хватало сил ему следовать.
За окном всё так же лило. Отопление днём не работало, поэтому окна не запотели, и однообразный, монотонный дождь упорно, словно повинуясь приказу, стеной стоял перед глазами.
Фудзико не уставала удивляться. Она же в Нью-Йорке и терзается от одиночества — невероятно! Скажи она об этом своим друзьям в Японии, никто не поверит. Прежде она была циничной, весёлой девушкой, которой никак не подходит слово «одиночество».
Раз в неделю или в десять дней муж приходил домой в перерыв, и они вместе обедали. Он звонил и предупреждал, что придёт. Сегодня Сэйитиро решил пообедать с президентом компании «Мэйдзи-сэйтэцу» в ресторане. Опять знак внимания клиенту со стороны Сэйитиро.
— Может, неуместно об этом говорить, но не стоит давать слишком большие чаевые. Ведь когда японцы дают слишком много, их начинают презирать.
Фудзико невольно рассмеялась в голос. Рассмеялась — и в голове немного прояснилось. Она пошла на кухню, открыла холодильник. Зажглась лампочка, осветив забитые продуктами полки. В тёмной от дождя комнате она казалась единственным огоньком жизни, который тайно всем управляет.
Здесь было всё для завтрака. Но Фудзико решила сходить в кондитерскую. Но не в какую-нибудь роскошную, а просто в маленькое незаметное кафе.
*
По дороге к Шестой авеню в Центральном парке ей бросились