животных от чужих. Но это предположение может быть устранено другими предположениями, например если животное снабжено «отличительными признаками»[528], как-то: погремушками[529], какие, как известно, иногда имеют козы и соколы и по которым их можно распознать и возвратить хозяину (L. Naturalem. D. de acqu.poss.).

Для приобретения же собственности требуется то или иное фактическое овладение[530]; для этого недостаточно нанесения раны, как правильно возражали Требацию. Отсюда произошла пословица: «Поднял зайца для других»[531]. И в пятой книге «Метаморфоз» Овидия сказано, что одно дело – знать, где что-нибудь находится, а другое – найти искомое.

IV. Владение приобретается или с помощью орудий, или каким-либо иным способом

Это владение может приобретаться с помощью не только рук, но также приспособлений – таких, как западни, сети, силки, – при наличии двоякого рода условий: необходимо, во-первых, чтобы самые приспособления были в нашей власти, затем – чтобы самые животные попали туда и не были в состоянии оттуда освободиться. Таким образом, должен решаться вопрос о кабане, попавшем в сети (L. Iniaqueum. D. de acqu. rer. dom.).

V. Принадлежность диких животных царям не противоречит праву народов

Все это было бы так, если бы не вмешивался ни один внутригосударственный закон. Ибо сильно ошибаются новейшие юристы, полагая, что изложенные правила так связаны с естественным правом, что они неизменны. Эти правила не являются частью естественного права в абсолютном значении, но являются таковым под определенными условиями, то есть поскольку не предусмотрено ни что иное (Хостиензис и другие, In. С. non est de decinus; Ясон, «Заключения», 119). Так, народы Германии, когда давались владения их князьям и царям для поддержания их достоинства, разумно полагали, что следует начинать с тех вещей, которые можно уделять без ущерба для кого-либо, каковы все вещи, которые не поступили еще в чью-либо собственность[532].

Этим же правом пользовались и египтяне. Ибо и там сборщик налогов царя, который назывался «личным представителем», устанавливал владение на такого рода вещи. Закон же мог также до занятия этих вещей перенести право собственности, так как одного закона достаточно для учреждения частной собственности (Страбон, XVII: Коваррувиас, на С. peccatum, part. 2, 8).

VI. Как приобретается владение прочими бесхозяйными вещами

Таким же образом, как и дикие животные, приобретаются и другие «бесхозяйные вещи»[533] (Плутарх, «Греческие вопросы», 29). Ибо и эти вещи, если следовать одной только природе, принадлежат нашедшим и захватившим их. Так, пустынный остров Аканф присужден халкидянам как первым пришельцам, а не андросцам, которые первые бросили туда палку. Причина состоит в том, что начало овладения заключается в телесном сближении, что в отношении движимых вещей осуществляется с помощью рук, в отношении недвижимых – с помощью ног. Знание того, где находится вещь, не есть еще находка ее, как сказано у Овидия в «Метаморфозах» (V).

VII. К кому естественно отходит открытый клад; разнообразие законов об этом предмете

К числу бесхозяйных вещей относятся также клады, то есть деньги, собственник которых неизвестен. Поскольку он не обнаруживается, то признается не существующим; поэтому лады естественно принадлежат нашедшему их, то есть тому, кто сдвинет с места и захватит вещь (L. III. de acq. poss.) Тем не менее это не препятствует тому, чтобы законами и обычаями было постановлено иначе[534]. Платон считает, что в таких случаях необходимо сделать сообщение должностным лицам и посоветоваться с оракулом. Апполлоний Тианский присуждал клад, как бы дар Божий, тому, кто ему казался самым достойным (Филострат, II, 15). У евреев было принято, чтобы клад поступал к хозяину участка земли[535], где клад найден, что можно заключить из притчи Христа в Евангелии от Матфея (XIII). Такой же порядок существовал в Сирии, что я заключаю из истории, сообщенной у Филострата в книге VI, главе XVI. Законы римских императоров в этой части весьма сильно расходились между собой, что отчасти подтверждают их постановления, частью же – исторические свидетельства[536] Лампридия[537], Зонары Кедрина. Германские народы клады, как и прочие бесхозяйные вещи, приносили князю, и это ныне стало общим правом, как бы правом народов (Фома Аквинский, II, II, LXVI, 5, Каэтан; Коваррувиас, на С. peccatum. p. 3, 2). Ибо и в Германии[538], и во Франции, и в Англии, и в Испании, и в Дании соблюдается этот же порядок. О том, почему это не может быть рассматриваемо как правонарушение, мы сказали достаточно.

VIII. Постановления римского права об островах и намывах не принадлежат ни к естественному праву, ни к праву народов

Обратимся к речным приращениям, о многих из которых имеются заключения древних юристов и даже целые комментарии новейших юристов[539] (Бартол, «О приросте»; Баптиста Аймус, «О праве примыва»; Коннан, «Комментарии к цивильному праву», III, V). То же, что по этому предмету приведено ими, по большей части заимствовано из установлений некоторых народов, но отнюдь не из права естественного; хотя они часто обозначают свои институты этим именем. Ибо многие из их определений опираются на то основание, что и берега принадлежат владельцам соседних имений и то же самое относится к руслам рек, как только они оставлены реками (L. Adeo D. de acqui. rer. dom.), оттуда следует, что и острова, возникшие в реке, принадлежат тем же владельцам. Далее, в случае речных наводнений юристы указывают на то, что малые наводнения не уничтожают собственности, более значительные же уничтожают (L. Adeo. Quodsl. L. ergo. L. Martlus eod.tit.); если поток отступит внезапным порывом, то затопленное поместье после наводнения возвращается к своему собственнику, если же наводнение убывает понемногу, то, напротив, оно отходит ближайшим владельцам. Это все может быть определено законом и оправдываться соображениями о необходимости укрепления берегов[540], против чего я не имею возражений; но что все это вытекает из природы, как склонны полагать некоторые, – с этим я менее всего могу согласиться.

IX. Остров в реке и высохшее русло реки принадлежат по естественному праву тому же, кому и самая река или ее часть, то есть народу

1. Если принять во внимание то, что имеет место по большей части, то сначала народы заняли земли[541] не только для осуществления власти, но и в собственность, прежде чем поля были расписаны между частными лицами (см. выше в настоящей книге, гл. III, в конце). «Мы называем, – говорит Сенека («О благодеяниях», кн. VII, гл. 4), – пределами афинян или кампанцев то, что затем соседи размежевали между собой частными границами». Так, и Цицерон («Об обязанностях», кн. I) пишет: «Частные владения возникли отнюдь не по природе, а или в силу давнего завладения, когда заселялись пустопорожние земли, или в силу победы путем военного захвата,