лежали у меня на плечах, удивительно тяжелые и очень теплые. – Постарайся не сутулиться.

Я смогла лишь сдержанно кивнуть и постаралась держать спину прямо, даже когда Лин вернулась на подоконник.

– Не бойся так, – сказала она, рассматривая меня, словно прикидывала, что еще нужно во мне поправить. – Придворные танцы простые и скучные. Большую часть времени люди ходят под музыку по кругу, кланяются и иногда хлопают в ладоши.

– Я не боюсь, – нахмурилась я.

Взгляд Лин стал насмешливым.

– Ложь красит леди еще меньше, чем сутулость, – сказала она с той серьезностью, с которой люди цитируют что-то, над чем в глубине души смеются. – Ты боишься. Я только не могу понять чего.

Я скрестила руки на груди и не стала ей отвечать. Просто подошла и тоже села на подоконник, держась от Лин подальше – настолько, насколько это было возможно.

За моей спиной был серый, хмурый зимний день – полная противоположность вчерашнему.

В воздухе пахло духами Лин, нарциссами и свежескошенной травой. Не так ярко, как вчера в Зеленой зале, но все равно.

Чего я боялась?

«Может быть, – подумала я, рассматривая носки собственных ботинок – коричневых, куда проще, чем туфли Лин, – может быть, я боюсь выставить себя еще большей дурой, чем чувствую? Опозориться, оказаться вдруг неуклюжим бревном, которое не может двигаться вот так – легко и плавно? Где проще стать посмешищем, в толпе придворных или вот здесь? Перед кем я больше боюсь упасть носом в паркет, перед Лин или перед Ренаром? Или перед ними обоими, потому что…

Лин чуть наклонилась, вытянулась вперед, чтобы помахать рукой Ренару, который появился у входа в зал.

Я почувствовала, как живот свело от паники.

Ренар двигался с какой-то ленивой грацией, как человек, которому некуда торопиться и не о чем жалеть. Когда он поравнялся с нами, на его лице расцвела довольная улыбка, тоже ленивая, словно он не сильно хотел улыбаться – оно само так получилось. Он кивнул Лин и, подойдя еще ближе, ласково потрепал меня по голове как вчера вечером.

В другой его руке была бутылка из темно-зеленого стекла.

Я заметила, как по лицу Лин скользнула тень удивления:

– А вино-то тебе зачем? – спросила она.

– М-м… – Он бросил взгляд на бутылку и чуть приподнял ее, словно проверял, сколько там еще осталось. Оставалось, судя по всему, не очень много. – Кто сказал тебе, мой цветочек, что это вино? – говорил он чуть хрипло, словно проснулся вот совсем недавно.

Лин наклонила голову набок, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.

Ренар перехватил мой взгляд и подмигнул мне. Он чуть щурился, когда смотрел на свет.

– Это волшебное зелье храбрости, – с совершенно серьезным лицом пояснил он. – Я захватил на всякий случай, а то, знаешь ли, некоторые барышни, как я успел заметить, склонны предаваться панике на ровном месте. Держи, милая. – Он протянул мне бутылку, все еще серьезный до невозможности. – Никаких чар, как ты любишь. Но очень, эм… действенно.

Я замерла в растерянности.

Лин, кажется, не знала, смеяться ей или строго хмурить брови. Она забрала бутылку у Ренара, задвинула ее в угол подоконника и мягко сжала мою ладонь.

– Я думаю, мы и так справимся.

– Да? – Ренар скептически поднял бровь. – Ну… Тогда мы можем начинать.

Он поклонился, тонко улыбаясь, и протянул мне руку.

Правила существовали не для того, чтобы кому-то вроде меня жизнь испортить, конечно. Правила были нужны, чтобы сохранять порядок. Подчеркивать статус, разделять и властвовать. Знать, кто ты и какое место занимаешь в этом мире. Уважать того, кто занимает иное место, не обязательно более важное и высокое, чем ты.

Выучить эти правила оказалось не слишком сложно, и здесь Ренар был прав: если вести себя вежливо и естественно, половина вопросов снималась сразу.

С танцами все было чуть хуже.

Не знаю, что мне мешало больше, застенчивость или неуклюжесть.

Или то, что я не могла воспринимать всерьез эту последовательность кивков, поклонов и расшаркиваний друг перед другом.

Придворные танцы действительно оказались простыми и скучными. Их танцевали для того, чтобы вести беседу и флиртовать – чем Ренар и занимался, то и дело заставляя меня забывать, с какой ноги я должна делать шаг вперед.

Я в очередной раз оступалась – он ловил меня, смеялся и напоминал, что ноги у меня всего две, но я умудряюсь путаться в них. Это почти ничем не отличалось от того дня, который мы провели на озере, если не считать присутствия Лин и ее лютни.

И запаха нарциссов.

Мне казалось, что этот запах окутывал меня, словно бы Лин, после того, как поняла, что ее чары больше на меня не действуют, сменила тактику. Она была теплой – и она была везде. Она была ярким пятном рядом с серым окном: платье цвета морской волны, золотистые локоны, узоры на рукавах. Она была музыкой, которую я слышала, в моей голове звучал ее голос, потому что мой вчерашний день весь состоял из этого голоса. В прохладном зале, сумрачном, потому что за его стенами сейчас был пасмурный зимний день, пахло весенними цветами и свежескошенной травой.

Казалось, этот запах зацепился даже за Ренара, перебив привычный уже табак.

Это… отвлекало.

Мне очень хотелось спросить у Лин, что она такое, понять, чары это – или шутки моего разума, но я пока была занята другим. И не знала, наберусь ли однажды смелости для таких вопросов.

Ренар дождался, когда я закончу обходить его по кругу, как требовал танец, отпустил мою руку, которой едва-едва касался, и поклонился мне, а я поклонилась в ответ. Лютня замолчала. В наступившей тишине я пыталась перевести дыхание и держать спину ровно.

– Ну что? – спросила Лин. – Все оказалось не так уж страшно?

Я растерянно моргнула и покачала головой.

– Все это выглядит так… просто. На первый взгляд. А я думала, что такому учатся с детства, – призналась я.

– Это действительно несложно, – ответила Лин и задумчиво посмотрела куда-то в пространство, словно подбирала слова. – Если бы ты родилась в дворянской семье, и у тебя были бы сестры, ты бы танцевала с одной из них. Почти с детства. Возможно, у вас был бы приглашенный учитель. Если бы ты была единственным ребенком, у тебя были бы подруги для подобных развлечений. Возможно, у вас тоже был бы приглашенный учитель и чьи-нибудь старшие братья. Или знакомые. Танцы – не искусство, Мари. – Она снова взяла в руку вилку. – Это общение.

– И развлечение, – добавил Ренар.

Он стоял, привалившись плечом к стене и скрестив руки