В ответ Карас «прикинулся дураком» – как он сообщил в секретной телеграмме из 37 слов, кратко излагая требования Террела. Она начиналась словами: «Конфиденциально. В MGM забеспокоились». Ответ встревоженного Кубрика последовал незамедлительно. Явно раздраженный, он упомянул язвительного голливудского колумниста бульварного издания, который специализировался на махинациях в мире кино.

Вскоре Карас отправил более длинное письмо. «Я сказал ему, что ничего не знаю и очень сомневаюсь самой вероятности этого», – писал он, спрашивая, хочет ли Кубрик, чтобы он сделал несколько звонков в поисках концовок истории. Режиссер ответил: «Пожалуйста, сообщи мне сегодня все детали и продолжительность твоей встречи с Террелом.

Выбирай выражения… Мне не нравится, что они продолжают жаловаться. Передай мне все детали разговора, особенно твоих ответов. Думаю, тебе придется подумать, как унять эту драму, но сначала мне нужен доклад. Будь абсолютно фактичен. Если тебя застали врасплох этими обвинениями, и ты мог показаться виноватым, пожалуйста, скажи, если это так. Попробуй написать сценарий встречи».

Той ночью Кубрик позвонил О’Брайану и объяснил, что Террелл получил ошибочную информацию, и случай вскоре был забыт. Все же возникло скрытое напряжение, которое вновь вспыхнуло меньше чем через месяц.

3 ноября Караса попросили заехать в офис Террелла, где уже присутствовал Кларк Рамси, глава подразделения в Лос-Анджелесе. В то время «Заря человечества» не была снята, и дата премьеры была сдвинута на второе полугодие 1967 года – хотя Кубрик знал, что она, вероятно, состоится еще позже. После краткой преамбулы касательно сдвигающейся даты премьеры – темы, которую Карас предложил обсудить непосредственно с режиссером, – Террелл перешел к основному вопросу.

Loews Theatres – прародители MGM – были, по его словам, «настроены очень критично по отношению к MGM за то, что те не предпринимают простейших шагов для оправдания огромных вложений путем предоставления промоматериалов для фильма». Было «непостижимо», что им отказывают в рисунках, картинах, стоп-кадрах. Карас ответил, что Кубрик не хотел подвергать уникальные дизайны фильма риску быть эксплуатируемыми их соперниками.

Позже он написал режиссеру: «Очевидно, это и должна была быть встреча, где озвучивались затаенные обиды и выпускался пар». Он был спокоен все это время, шутил, что несмотря на численное превосходство противника, не был готов сдаваться. Террелл уточнил, что Карасу не следует чувствовать себя персонально ответственным, но эти вопросы нужно решить. «Во время разговора был хороший тон, юмор, никто не выказывал недовольства, – писал Карас. – Все же они, очевидно, раздражены некоторыми вещами».

По словам Террелла, причиной, по которой Караса подвергли их высказываниям, было то, что Кубрик был слишком занят фильмом, чтобы быть потревоженным или расстроенным – Карас мгновенно понял, что О’Брайан велел им оставить режиссера в покое. Однако здесь они могли пользоваться властью, тем более что их слова все равно доходили бы до Кубрика.

Террелл упомянул, что в 1965 году Дэвид Лин пригласил О’Брайана, Рамси и его самого на просмотр «Доктора Живаго», чтобы они воочию увидели то, что создается с помощью вложений MGM. В результате они были так воодушевлены, что запустили одну из самых успешных рекламных кампаний в истории кино. «И я, и другие достаточно профессиональны, чтобы увидеть незавершенный, неотредактированный фильм и оценить мастерство режиссера, – сказал Террелл. – Я уверен, Стэнли считает, что мой отдел – полный отстой, и я недостаточно умен, чтобы работать с его фильмом».

На этом все следы приятной беседы выветрились – хотя тон каждого оставался спокойным. «По-видимому, Стэнли не хочет оставлять мне мои прерогативы и желает, чтобы этим занимался кто-то другой», – продолжил Террелл.

Здесь присоединился Рамси. К проекту относятся так, будто это фильм за 600 тысяч долларов, заметил он. «У Стэнли полная свобода действий, во всем. Это не страшно, когда он пользуется бюджетом, от которого никто не умрет, но когда у него такие средства, как сейчас, у MGM должна быть возможность самозащиты».

Террелл продолжил замечанием о том, что рекламная кампания Columbia Pictures для «Доктора Стрейнджлава» была «отвратительна» из-за стилевых решений Кубрика. «Не думаю, что он всегда реалистично воспринимает вопросы рекламы, – сказал он. – Он принимает решения, которые должен принимать я… Я разочарован так, как раньше не случалось в моей карьере. Но я не боюсь отвлекать Стэнли бесконечными спорами и несогласием, когда у него столько работы над фильмом. И все же, потенциалу картины наносится огромный урон».

Ближе к концу семистраничного доклада Кубрику – самого длинного за три года работы над «Одиссеей» – Карас заметил, что целью Террела, очевидно, было донести свои взгляды режиссеру, пусть и не лично. «Без сомнения, О’Брайан предостерег Дэна, чтобы тот не лез к тебе, пока ты в работе», – писал он. К несчастью, у них была не совсем беспричинная и надуманная позиция. Со многим из того, что они сказали, трудно поспорить, «так что по большей части я молчал».

Несмотря на эту успокаивающую приписку, 17 ноября Кубрик обрушил громовой удар прямо на Террела. «Эти замечания настолько некорректны, недружественны и удивительны, что я с трудом понимаю, как на них ответить, – писал он. – Не могу вообразить, почему вам так не терпится занять традиционную стойку “отдел рекламы VS. продюсер”. Однозначно ничто из того, что я когда-либо говорил или делал, не могло вызвать такую враждебность».

Он ответил на каждую из претензий директора. Можно судить о серьезности, с которой он подошел к взглядам Террела – как и Карасу, ему понадобилось семь страниц, что для режиссера случай экстраординарный. Обычно Кубрик излагал свои мысли на одной странице, если не меньше того.