Он облокотился на стол в десяти шагах от нее и скрестил руки на груди, не в силах отвести глаз от ее лица, на котором застыло новое выражение, никогда им прежде не виданное. Сказать, что она рассержена, значило бы не сказать ничего. Она была в ярости: в ослепительном, великолепном, неистовом бешенстве. Ее щеки горели пунцовым цветом, глаза метали искры. Увы, будь она лишь сердита, Себастьян мог бы этому порадоваться, однако было в ее лице еще что-то, помимо гнева, смущавшее его. С упавшим сердцем он нашел название этому чувству: разочарование. Хуже того: утрата иллюзий.

— В чем дело?

Ее глаза недоверчиво сощурились.

— А ты не догадываешься? Понятия не имеешь?

— Почему бы тебе…

— Я скажу тебе, в чем дело. Ты посмеялся надо мной.

Себастьян уже открыл было рот, чтобы возразить, но Рэйчел подняла руку и с силой стукнула кулаком по столу. Посуда задребезжала, бокал опрокинулся, и вино пролилось ему в тарелку.

— Ты смеялся.

— Успокойся. Я не смеялся над…

— Будь ты проклят. Я не напрашивалась к тебе в жены! Я не позволю смеяться над собой.

Себастьян понял, что спорить бесполезно. Ему хотелось возражать, настаивать, уверять, уговаривать, убеждать, что она его неверно поняла, но невозможно было отрицать, что он оскорбил ее, как и не замечать всю глубину горя, которое он ей причинил.

— Прости, — тихо сказал Себастьян. — Хотел бы я подавиться этим дурацким смехом. Это было глупо, и… я сожалею. Ты заслуживаешь лучшего. Клянусь, это больше никогда не повторится.

Он мог бы поберечь горло или с равным успехом обратиться со своими извинениями к стене. Рэйчел усмехнулась ему в лицо и скрестила руки на груди, словно передразнивая его позу.

— Ты прав, это больше не повторится, потому что я не намерена здесь больше оставаться. И я рада, что это случилось, потому что впервые за все время нашего знакомства, Себастьян, я вижу тебя таким, какой ты есть на самом деле.

Его немного успокоило то, что голос у нее дрогнул, когда она произнесла его имя, а в глазах блеснули слезы. Он оттолкнулся от стола.

— Рэйчел, послушай меня.

Она вскинула руки, не давая ему подойти ближе.

— Что бы ты ни говорил, для меня это ничего не значит. Ровным счетом ничего.

— Чего ты хочешь? Просто скажи мне, что тебе нужно?

— Если ты думаешь, что мне нужна свадьба, ты ошибаешься!

— Тогда в чем же дело?

Она удивленно вскинула голову.

— Как ты можешь об этом спрашивать?

— Как я могу ответить, если ты не хочешь…

— Неужели ты не догадываешься? — Рэйчел повысила голос, словно обращаясь к глухому: — Я понимаю, почему ты не хочешь на мне жениться: ты виконт, а я арестантка. Но ты как-то раз сказал, что любишь меня… что все больше влюбляешься в меня…

— Я… я… — Он не мог закончить.

В ее холодных глазах, ставших свинцовыми, читалось отвращение.

— Мне жаль тебя. Честное слово, жаль, потому что ты трус. Ты посмеялся надо мной, и этого я тебе никогда не прощу.

Себастьян ошеломленно уставился на нее.

— Ты этого не можешь мне простить? Только этого? После всего того, что я…

— Я думала, у тебя есть сердце, порядочность, какие-то человеческие чувства. Но теперь вижу, что ты просто использовал меня для какого-то научного опыта. «Что за нелепая мысль!» Это твои слова! «Право же, викарий, вы меня изумляете!»

— Рэйчел…

— Из-за тебя я почувствовала себя морской свинкой. Ты хотел изменить меня, и тебе это удалось. Но тебе не хватило мужества довести опыт до конца. И не хватило порядочности, чтобы взять на себя ответственность за то, что ты со мной сделал. «Что за нелепая мысль!» — повторила она с издевкой, передразнивая его. — Тебе недостает человеческих важных качеств, Себастьян. Ей-богу, мне тебя жаль.

Себастьян стиснул зубы, но гнев не пришел ему на помощь.

— Я думал, ты счастлива, — попытался он ее урезонить. — Ты сама так говорила. Да и мне так казалось.

— Я и вправду счастлива, — угрюмо подтвердила Рэйчел, — но это не имеет никакого отношения к тебе.

— Вот и прекрасно. Я очень рад.

На самом деле никакой радости он не испытывал. Ему вспомнился тот день, когда он поклялся «воскресить» ее, вернуть к жизни. Он преуспел больше, чем ожидал. Но мог ли он предвидеть, что шутка обернется против него? Какая злая насмешка! Да, он хотел, чтобы она стала независимой, но не до такой же степени!

— Я не могу здесь больше оставаться, — продолжала между тем Рэйчел. — До сих пор я обманывала себя: мне казалось, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства. Но теперь все стало на свои места.

— О чем ты, черт побери, говоришь? Ты же не можешь всерьез думать, будто я к тебе равнодушен?

Как раз в эту минуту Прист просунул голову в дверь.

— Карета ждет вас, милорд, — объявил он бесстрастно и исчез.

Себастьян подошел к Рэйчел.

— Мне надо ехать, — сказал он, взяв ее напряженную руку.

— Как это кстати!

— Рэйчел, мне надо успеть на поезд! — с упреком воскликнул Себастьян.

Он наконец-то нашел, к чему придраться, и решил использовать свое преимущество до отказа.

— Мой отец умер, я должен быть рядом с семьей.

— Ну да, конечно! С семьей, которая тебе так дорога! Ведь твой отец так много для тебя значил! Поезжай, Себастьян, никто тебя не задерживает!

Он скрипнул зубами.

— У меня нет времени вдаваться в объяснения. Ты не можешь отсюда уехать и прекрасно это знаешь.

— Почему нет? Я могла бы стать еще чьей-то экономкой. Настоящей экономкой. Я хочу, чтобы меня уважали. Вот за это я тебе действительно благодарна.

— Послушай, ради Бога! Я не хотел тебя обидеть. Мне очень жаль. Хотел бы я взять свои слова обратно.

— А вот я этого вовсе не хочу. Ты открыл мне глаза. За это я тебе даже благодарна.

Но слезы, навернувшиеся на глаза, опровергли ее показную храбрость. Сердце у Себастьяна разрывалось между сочувствием к ней и облегчением от того, что она говорила не всерьез.

— Я прошу у тебя прощения. Мы все исправим, — пообещал он, стараясь привлечь ее к себе. — Когда я вернусь, мы обо всем поговорим. Кое в чем я был не прав и не стану это отрицать. Но мы все уладим. Дай мне хотя бы шанс! Ты застала меня врасплох, дай мне время подумать над тем, что ты сказала. Разве я прошу слишком многого.

Она отвернулась.

— Ты не можешь меня оставить. Скажи, что ты не уйдешь, Рэйчел. Обещай мне.

Рэйчел испустила глубокий судорожный вздох.