Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы обсудили с ним мою проблему, и решение далось ему нелегко.
— Теперь я точно знаю, Десмонд, что мне с тобой делать, — наконец сказал отец Хакетт. — Поскольку ты уже не священник, от тебя мало проку на ниве миссионерской деятельности. В любом случае со своими физическими данными для джунглей Центральной Африки ты не годишься. И все же, — продолжил он, пристально посмотрев на меня, — для тебя есть возможность, и весьма подходящая, найти приложение своим силам в Индии. Десмонд, ты ведь знаешь о моей работе, которую я вел в Мадрасе среди детей неприкасаемых, этих едва прикрытых лохмотьями созданий, что живут прямо на мостовой, можно сказать в сточных канавах этого города, всеми презираемые, отвергнутые и без крова над головой. Я организовал для них бесплатную амбулаторию и школу, а когда мне пришлось уехать, сей нелегкий труд взял на себя замечательный священник из Америки, отец Сибер. Он прекрасно справляется со своими обязанностями, и сейчас у него уже большая школа, где беспризорных детей одевают, обучают и постепенно превращают в счастливых и полезных членов общества. Некоторые даже становятся учителями, священниками и докторами. Но отец Сибер уже далеко не молод. Из его писем я узнал, что подобная нагрузка стала для него непосильной. И он будет рад помощнику, особенно такому, что любит ребятишек и умеет с ними обращаться. Для него будет большой удачей найти нужного человека, способного расширить и усовершенствовать школу, да к тому же помочь финансово, ибо, уверяю тебя, ему вечно не хватает денег. — Тут отец Хакетт замолчал и посмотрел на меня со значением. — Ну что, хочешь я телеграфирую ему насчет тебя?
Алек, мне не описать словами радость, вспыхнувшую в моей душе!
Это дар, ниспосланный мне Небесами! Ты ведь знаешь, что я всегда любил детей и, как говорили в Килбарраке, умел найти к ним подход. И вот теперь мне выпал шанс применить свои таланты, да еще в чужой стране, что придаст моей работе привкус новизны и приключений. Естественно, я стал умолять отца Хакетта поскорее отправить телеграмму в Мадрас. Что он и сделал.
Весь день, да и следующий тоже, я, мучаясь неизвестностью, нетерпеливо расхаживал по саду семинарии. Затем пришел ответ. Меня взяли на работу. И выезжать надо было немедленно. Я тут же пошел в церковь и прочел благодарственную молитву.
Затем начались приготовления к отъезду. Уверяю тебя, Алек, это оказалось довольно хлопотным делом, поскольку ничего нельзя было упустить из виду. Лайнер судоходной компании «P&O» отплывает из Саутгемптона в Бомбей уже через шесть дней, и я срочно, по телеграфу, забронировал каюту. В Мадриде мне придется прикупить кое-какую одежду, пригодную для тропиков, оттуда я отправляюсь прямо в Париж, потом — в Лондон, где очень надеюсь встретиться с тобой. Думаю, будет разумнее не предпринимать поездку в Ирландию, но когда я искуплю свою вину, то непременно однажды вернусь туда. Итак, вперед в Лондон, где я смогу хоть немного побыть с тобой! Какой радостной будет наша встреча после разлуки!
Я должен сообщить тебе, что мое пребывание в Голливуде — в этом чистилище — было не столь уж небесполезным, и заработанное там состояние, благодаря умелому управлению Фрэнка Халтона, было разумно инвестировано, что обеспечило мне годовой доход, позволяющий не только заниматься благотворительностью, но и с большим удовольствием выполнить определенные моральные обязательства.
Тебе может быть интересно узнать, что я определил своей дочери ренту, способную обеспечить ее будущее. Я также послал подарок мадам Донован, который, надеюсь, она по достоинству оценит. Это восхитительная старинная серебряная статуэтка Девы Марии, подлинный XV век; автор, конечно, не Бенвенуто Челлини, но скульптор, не уступающий ему в мастерстве. Статуэтку я нашел в Нью-Йорке, на Пятьдесят седьмой улице, перед отплытием в Геную. На той же улице я случайно обнаружил изумительную Мэри Кассат — естественно, мать и дитя, — перед которой не смог устоять. Я уже отправил тебе картину, дорогой Алек, и уверен, она тебе понравится. Не забыл я и о миссис Маллен с Джо, которые были так добры ко мне в Дублине. Доброта их была достойно вознаграждена. Вот с каноником Дейли дело обстояло труднее. Я мог бы послать ему «Маунтин Дью», но знаю, что уж чего-чего, а этого добра у него всегда хватает, и потому послал ему вместе с наилучшими пожеланиями великолепно расшитый алтарный покров.
О Господи, как больно вспоминать то блаженное и счастливое время в Килбарраке, которое я по недомыслию отверг! Но я смогу искупить свою вину в трущобах и вонючих переулках Мадраса. Я даже взял у отца Хакетта англо-хиндустанский разговорник.
Но все, Алек, заканчиваю. Я обязательно сообщу тебе телеграммой дату своего приезда, а также как и где мы можем встретиться. Быть может, ты дашь приют счастливому путнику и своему любящему другу.
Сложив это сентиментальное и выспренное послание, столь характерное для Десмонда, я положил его в карман, где уже лежала телеграмма следующего содержания:
ЗАДЕРЖИВАЮСЬ НА ДЕНЬ ИЗ-ЗА ПРИВИВОК ПРОТИВ ЖЕЛТОЙ ЛИХОРАДКИ В ПАРИЖЕ ВСТРЕЧАЙ НА ВОКЗАЛЕ ВИКТОРИЯ ДЛЯ ПОСЛЕДНЕГО ПРОЩАЙ ДЕСМОНД
Поезд уже подходил к платформе, и вот-вот должен был появиться Десмонд. Я встал и покинул зал ожидания.
На перроне мое внимание неожиданно привлекла странная личность в низко надвинутом на лоб черном сомбреро, нечто среднем между головным убором священника и бандита, но ближе к последнему, в широкополом коротком черном пальто, перепоясанном широким кожаным поясом, черных узких брюках до щиколотки и мягких кожаных башмаках. С видом первооткрывателя человек шагал за двумя носильщиками, согнувшимися под тяжестью огромного, обитого медью сундука. Ну конечно же, это был Десмонд. Он уже вошел в новую роль и явно хотел извлечь из нее максимум удовольствия.
Заметив меня, он протянул мне навстречу руки:
— Мой дорогой, дорогой Алек! Какое счастье вновь видеть тебя! Жаль только, что наша встреча будет такой короткой. Ох уж эти проклятые прививки! — Он посмотрел на огромные наручные часы со знаками зодиака, которые, похоже, могли служить также и компасом. — Пошли! У нас еще есть в запасе десять минут! — воскликнул он и, подтолкнув меня в сторону зала ожидания, добавил: — Я заплатил носильщикам, чтобы доставили багаж прямо в вагон.
— А ты ничуть не изменился, Алек. Ни капельки не постарел, — внимательно оглядев меня, произнес Десмонд. — Это, наверное, благодаря твоим ужасным холодным ваннам. А как ты меня находишь?
Передо мной был все тот же Десмонд, который