Впрочем, когда они так неслись над растворяющимся в тенях мегаполисом, Замойский подчинился барочным ассоциациям архитектурного плана Нарвы с древней микроплатой, электронной схемой. Дома, за исключением башен, были низкими, двухэтажными, с плоскими крышами, что скрывали под собой обширные пространства.

Казалось бы, благодаря этому найти «Проказу» будет нетрудно. Но город оказался огромным. Адам хотел увеличить потолок и скорость, войдя в более широкую спираль. Но Верон обратил его внимание на маскировочную систему челноков: черный хамелеоновый полимер сумеет раствориться на любом фоне, особенно в таких густых тенях; впрочем, программа выравнивала до фона излучение по всему спектру. Потому они продолжили лететь с постоянной скоростью.

Анжелике передалось мрачное настроение Замойского. Подтянув под сеткой босые ноги к груди, она поглядывала из-под нахмуренных бровей на затянутый масляной темнотой небосклон. Адам попытался переломить гробовую атмосферу и потянулся к девушке; но заколебался, уже поднеся кончики пальцев к коже ее предплечья, уже ощущая ауру ее тела.

– Я… знаю, что в этом есть какой-то смысл. В Нарве на Крюке в моей голове. В этом – во всем этом. Могила, которую ты видела… Даже если…

– Кто первый сюда доберется – тот нас и получит, – фыркнула она, не глядя на него. – Вместе с Нарвой. Да еще и поблагодарит, что ты сам ее открыл!..

– Помнишь, что ты мне говорила? Тогда, в Мешке. Что раз уж предопределено – то нечего и переживать. Самое большее, будет отрезано это ответвление наших френов. Ты и так параллельно живешь во Фарстоне. Значит, по крайней мере, тем временем —

– Есть! – Верон повесил «Катастрофу» над треугольной площадью. – Садиться?

У «Проказы» не была включена маскировка. Она стояла подле стены прямоугольного дома, почти касаясь ее: веретенообразный струп тьмы на темном фоне, во мгле густой тени.

И вот уже половина Гекаты скрылась за горизонтом, Щелкунчик Планет вставал на севере… Ночь на планете тайн.

Замойского сотрясла дрожь:

– Садись.

Они вышли на площадь, и только тогда отчетливо почувствовали, что они – пришельцы в этом мире. Было холодно, правда, но не потому они сплели руки на груди – оба, Замойский и Анжелика, словно в зеркальном отражении, растерли плечи, поджали губы; не потому.

«Катастрофа» присела параллельно второй каракке. Дом был значительно ниже корабля, мачты челнока возвышались над структурой коричневого цвета. Площадь была в длину сто – сто двадцать метров, потому к другим строениям Адам присмотреться не мог. Ни он, ни Анжелика не намеревались отдаляться от «Катастрофы» – несмотря на опекающее нанополе, несмотря на двухголовую птаху, повисшую над их головами в электрическом ореоле.

Из-под брюха опирающейся на телескопические опоры «Проказы» опускался длинный трап, почти касаясь коричневой стены. Замойский молча кивнул. Анжелика пожала плечами.

Красная пыль хрустела под ботинками Адама, отзвук шагов плыл через большую площадь плоским эхом; Макферсон же шла бесшумно. Замойскому вспомнились кинематографические увертюры страха, так шагают пустыми коридорами безымянные убийцы. Он осмотрелся. Ни живой души. Даже то, что он топтал, – было миллионами мертвых организмов. Что там рассказывала о них Джус?..

Они вошли под брюхо каракки.

– Мойтль! – крикнула Анжелика. – Мойтль!

Замойский аж остановился.

Смауг панически раскаркался.

– Ну что? – девушка снова пожала плечами. – Если он жив, то отзовется.

Адам подошел к трапу.

– Я не уверен, за Мойтлем ли мы сюда прилетели… – проворчал в усы.

– Что?

Он махнул рукой.

Дом был настолько невысоким, что встав на цыпочки, Замойский мог дотянуться до края его крыши. Стена гладкая, монолитная, словно полностью отлитая из единой формы; плоскость крыши выступала за ее границу на десяток-другой сантиметров, выступ этот, кажется, был чуть фигурным, тени укладывались там чуть более сложно… Бывал ли я уже здесь? Знаю ли эту архитектуру? Притрагивался ли к этому тиснению?

Обгоняемый фронтом нановетра, он вошел внутрь «Проказы», Анжелика на два шага позади.

Не горели никакие огни, стены не фосфоресцировали, Смаугу приходилось высекать свет из воздуха.

Замойский подмигнул двуворону.

– Растворись-ка по всем внутренностям. И докладывай.

– Ткточно, генерррал.

Рисунок помещений был тут такой же, как и в «Катастрофе». Правда, в «Катастрофе» Адам знал лишь пару коридоров и зал управления.

Зал «Проказы» они застали пустым, сети – покинутыми, кресла на полу.

На сидении одного из них Замойский заметил книгу, развернутую обложкой кверху. Поднял. «Инкредибилистика. Теория и практика вневероятностных процессов» авторства оска Мозесу 3.05.х4085.ххб filius Казимежа Правогу.

– Никого, – прокаркал Смауг.

– Какое-нибудь герметически закрытое помещение?

– Только ррреакторрр.

– Он куда-то ушел, – проворчал Замойский, отложив книгу.

– Оставив открытый настежь шлюз? Так не делают.

– Все зависит от того, когда именно Сюзерен утратил контроль над Мешком. Мойтль оставался закрытым здесь достаточно долго, чтобы владелец сделал с ним все, что хотел.

– Сюзерен может блокировать Плато?

– Кто-то как-то заблокировал этот Мешок; блокировал его с момента похищения Гекаты с Млечного Пути и продолжает блокировать. Ведь не Войны же – их выпустили намного позже.

– Пусть даже так. Тут у него были только те Клыки, которые он украл у Деформантов. И что, может, он на Клыке прилетел к Нарве и вынул Мойтля?

– Вот именно. Сюзерен сперва должен был открыть Мешок где-то у себя и вкачать сюда своих агентов.

– Он мог это сделать. Если сумел Зацепить его на тебе, пока ты пребывал в Сол-Порту —

– Значит, ты считаешь, что он сперва Зацепил его на какой-то своей территории, там открыл и впустил, что хотел, а потом кто-то его у него забрал и Зацепил на меня.

– Такая хронология кажется достаточно осмысленной.

– То есть, где-то здесь все еще валандаются физические манифестации Сюзерена —

– Разве что это не он блокирует Плато, и его тоже отрезало.

– Они могут оставаться до определенной степени автономными. Искалеченные, поглупевшие, оторванные от Плато, но все еще – псы Сюзерена.

– И Мойтль…

– Ага.

– Хм-м.

Так вот переговариваясь, они бродили по пустым внутренностям «Проказы».

Выбравшись на трап, остановились, пройдя примерно две трети его длины. Находились точно на уровне крыш местных домов (все они были ровно одной и той же высоты), а поскольку «Проказа» стояла не параллельно стене, но под довольно острым к ней углом, от края ближайшей крыши отделяло их не более пары метров.