Воздух над ним заискрился, молочно-белое сияние залило пущу окрест.

– Спасибо, – пробормотал он, приседая перед крестом.

Две очень ровно вырезанные доски – потолще глубоко воткнута и подперта камнями, та, что повыше, горизонтальная, с выжженными вдоль нее большими буквами.

Замойский провел по ним пальцами, стирая грязь и осадок (наверняка здешний мох).

Эдвард Т. Монклавье

R.I.P.

Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor[13]

Значит, Монклавье тоже умер! Ох, проклятие, за это время они наверняка умерли все —

За исключением меня.

Сколько трупов нашел «Гнозис» на «Вольщане»? Шесть – все анабиозеры были заняты.

Тогда кто лежит здесь?

И еще: если уж оба челнока «Вольщана» покоятся на поверхности Нарвы, то как мы вернулись на корабль, как отремонтировали его и каким чудом покинули систему Гекаты?

А может мы ее так никогда и не покинули?..

Полная луна вставала над темной гладью озера как наполненный светящимся газом воздушный шар. Еще шаг, и он вспомнит —

Он вскочил на ноги.

– Смауг! Выкопай его!

Двуворон присел на кресте.

– Что мне сделать?

– Эксгумацию, черт побери!

– Адам?

Он оглянулся. Анжелика, полуопершись о камень, подозрительно поглядывала то на Замойского, то на крест. Открыла рот, но слова замерли у нее на губах, когда земля, скрывающая могилу, начала на ее глазах проваливаться. Замойский заметил удивление на лице девушки и проследил за ее взглядом, снова поворачиваясь к кресту.

На самом деле земля не проваливалась, но толстыми струями растекалась в стороны. В результате, под ногами Адама возникала симметричная воронка, глубиной в полметра, метр, полтора – и все глубже. Замойский отступил на два шага, граница насыпи приближалась к его ботинкам.

Электрический двуворон сидел на кресте и таращился всеми четырьмя глазами в центр воронки – пока крест не закачался, не покатились окружающие его камни, а доски не упали в могилу; тогда он перелетел на камень, громко каркая.

Призрачный яркий свет выжег все полутени и переходные цвета. Или Замойский только казался таким бледным, или же кровь и правда отлила от его лица, когда он увидел высовывающийся из-под последних слоев земли, обернутый грязными тряпками белый скелет?

– Господи Боже.

Анжелика подошла ближе, склонилась над ямой.

– Кто это?

– Понятия, сука, не имею.

Она притронулась к его плечу – он отступил.

Она нахмурилась.

– В чем дело?

Он уже не обращал на нее внимания. Перепрыгнул открытую могилу и зашагал между папоротниками, раздвигая их и топча. Теперь стало ясно: никакие это не папоротники. Их чернота происходила не от растительного красителя – но лишь от роев мелких насекомых, что полностью закрывали собой сложный крой листьев. Едва Адам их шевельнул, его облепила кружащая туча мелкозернистой тьмы. Смауг отреагировал молниеносно, сосредотачивая нанополе и сжигая насекомых, – и так Замойский бежал сквозь спираль внезапного огня, секундные пожары, оставляя позади аллеи серого дыма и нагие кусты.

– Есть! – прошипел сквозь зубы, найдя второй крест.

Протер его рукавом и прочел фамилию похороненного.

Даниэль К. Вашингтон

Вернулся по тропе пепла. Теперь раздвигал заросли, которые успел миновать.

Третий крест.

– Адам… – Анжелика встала за ним, когда он упал у могилы на колени, положила ладони на его плечи. – Это были твои друзья с корабля, да?

Он не ответил. Мрачно таращился на кривые доски.

Адам Замойский

R.I.P.

Он везде

– Но эта-то пустая, верно? – прошептала она.

– Идем.

Он вскочил, дернул ее, потянул следом.

– Что?.. Куда?

– Тут Мойтля не было. Должно быть, он сразу полетел в город.

– Но… те могилы.

– Что могилы? – рявкнул он.

Она вырвалась, стиснула губы.

Не говорили уже ничего.

В «Катастрофе», снова погрузившись в висящее кресло, в сластолюбивую хватку семиорганической сети безопасности, Замойский сумел немного расслабиться. Немного – уже не стискивал зубы и не сжимал кулаки. Но когда Анжелика обращала к нему взгляд, все еще видела лицо, окаменевшее в гримасе ярости, словно Адам давился собственным гневом и сам с собой сражался, чтобы не дать пылающей злости себя понести.

Город лежал километрах в двухстах дальше, над рекой, красной от размножившихся в ней микроорганизмов. Лишенная растительности пустынная равнина, по которой текла река, тоже была цвета крови: песок, тучами гонимый по ней ветром, был песком органическим, петрифицированной формой тех же самых микроорганизмов.

«Катастрофа» летела над плоскостью темного кармина настолько высоко, чтобы не поднимать на ней кровавых туч, и одновременно настолько низко, что Адам и Анжелика видели несущуюся тень корабля, вибрирующий скат.

Башни были высотой более ста метров, и тени их тянулись по равнине длинными автострадами тьмы. Геката – вертикальная зеница всевидящего бога вулканов – медленно сползала к горизонту.

Когда Замойский приближался к мертвому мегаполису, снова был вечер – но другой. Он рефлекторно поднял голову к верхним голограммам, темнеющему небу. Тогда он тоже ее не видел, и все же помнил, что она была здесь: сверхпланета. Сверхпланета, эфемерное детище Щелкунчика Планет, астрономический призрак, то появляющийся над Нарвой, то исчезающий без следа и без каких-либо гравитационных эффектов. Теперь Замойский помнил.

Они пронеслись над стеной, окружающей город.

– Верон, если ты что-то заметишь —

– Конечно.

– И перехват.

– Веду непрерывно на всех частотах.

– И?

– «Проказа», похоже, не передает сигнал локализации и не отвечает на вызовы. Должно быть, стахс Мойтль отменил эти процедуры.

– А может просто-напросто разбился вместе с челноком, – проворчала Анжелика.

Они накручивали над руинами сжимающуюся спираль. Адам думал: «руины» – поскольку под стенами и в изломах домов наросли слои красной пыли, органического и неорганического мусора, но город-то, по крайней мере, не был разрушен. Конструкции обладали четкими гранями, прямые углы продолжали оставаться прямыми углами, обломки не громоздились на улицах конусами курганов.