Лотта. – Воздух мы превратили в свалку для отходов. Ты слышала ночью, как сломалось дерево?

– Нет, я все проспала!

– Я думала об этом дереве. Много сотен лет оно извлекало из воздуха углекислый газ, перерабатывало его в тонны древесины – и наконец стало таким тяжелым, что не смогло устоять под собственной тяжестью.

– Любопытный взгляд. Ты права, это дерево много повидало на своем веку.

– На поперечном срезе сломанной ветки можно по кольцам увидеть, что происходило с этим деревом до индустриальной революции!

Едва Лотта начала развивать свою мысль, как у нее пискнул телефон, и она опустила глаза на экран. Не в первый раз Саския подавила раздражение от того, как эти гаджеты вечно портят хороший разговор! Однако Лотта привыкла к многозадачности. Она прочла сообщение, на секунду нахмурилась – похоже, писали что-то тревожное, – снова подняла глаза на мать и вернулась к теме:

– Может быть, имеет смысл отправить такой срез в лабораторию и провести исследование. Сделать химический анализ древесины. Разных колец. Пусть он покажет, что двести лет назад, до индустриальной революции, СО2 в воздухе было намного меньше, чем сейчас!

– Я в этом мало понимаю, – ответила Саския, – но вполне вероятно, что можно сделать такой анализ. – Она нахмурилась, заметив, что Лотта снова уткнулась в телефон и набивает ответ. – Ты предлагаешь нам отправить ветку на анализ в лабораторию? Не уверена, интересно ли ученым…

Лотта классически закатила глаза и испустила тяжкий вздох.

– Разумеется, нет! Старый кусок древесины они могут взять откуда угодно. Я вот о чем: через несколько минут мы пойдем туда и будем фотографироваться с этой веткой, верно? Зачем? Чтобы показать людям: мы в курсе, что была буря. Отлично. Но ведь на свете куча вещей помимо бури, о которых мы должны быть в курсе. Вот что я предлагаю: когда закончим фоткаться на фоне этой несчастной ветки, вместо того чтобы дать ее убрать и распилить на дрова или уж не знаю что, – давай я отрежу от нее поперечный слой с кольцами и скажу, что хочу отдать его на анализ. Это покажет, что меня интересуют серьезные проблемы – глобальное потепление, ущерб от него и все такое.

Саския не успела ответить, что это прекрасная идея: телефон у Лотты снова запищал, и на этот раз она вскочила с места.

– У Тоона что-то случилось, – объявила она. – Мне надо на пляж.

– В Шевенинген?

– К северу от Шевенингена.

– А что с Тооном? – Парень был одноклассником и приятелем Лотты.

– Он рано утром пошел на пляж кататься на доске. Из-за шторма поднялись большие волны, отличные для серфинга. А теперь там происходит что-то странное. Ребята оттуда пишут, но я ничего не понимаю!

Саския заметила, что в дверях стоит Виллем. Он смотрел в ее сторону, но по отсутствующему выражению лица и движениям глаз ясно было, что читает какой-то текст на экране собственных очков.

– Ваше величество, – заговорил он, – простите, что прерываю, но я должен вам сообщить…

– Что на пляже в Шевенингене творится что-то неладное? – закончила Саския, переглянувшись с Лоттой.

– Похоже, прямо сейчас там происходит масштабная катастрофа.

Лотта ахнула и закрыла руками лицо.

Саския выпрямилась и пару секунд переваривала эту информацию.

– А конкретнее? – спросила она. – Массовый расстрел? Взрыв? Кораблекрушение?

– Что-то связанное с морской пеной.

– Что?!

Виллем беспомощно покачал головой.

– Больше мне ничего не известно.

Саския встала из-за стола.

– Берем велосипеды, едем туда.

Даже велосипеды здесь были почти излишни. От Хёйс-тен-Боса до кромки Северного моря можно дойти быстрым шагом меньше чем за час. На велосипедах, в сопровождении помощников и охраны на автомобилях, королева и принцесса добрались туда за несколько минут.

Вдоль побережья Северного моря в этих местах тянулся пляж, то сужаемый, то расширяемый приливами и отливами. От города его отгораживала цепочка высоких и крутых дюн, поросших скудной растительностью – той, которой удавалось извлекать полезные элементы из рыхлой песчаной почвы и выдерживать постоянные ветра и соленую морскую влагу. Со стороны, обращенной к суше, дюны были более пологими, а почва болотистой, усеянной мелкими озерцами. Так выглядело в своем первозданном виде побережье от Хук-ван-Холланда, в нескольких километрах к югу от Гааги, и на север до самой Фризии. Гаагская часть стала популярным пляжем, обросла ресторанами, барами и тому подобным: все они строились достаточно далеко от берега. Сейчас, разумеется, был самый сезон для пляжного отдыха – тем более что вплоть до сегодняшней бури погода стояла теплая и ясная.

К северу от Шевенингена рестораны и прочие развлекательные заведения, какие можно встретить на любом пляже, резко заканчиваются. После определенной границы здесь почти исчезают человеческие следы, прекращаются любые признаки цивилизации – остается лишь забор из колючей проволоки, отгораживающий пляж от дюны, и пара старых железобетонных бункеров, оставшихся от береговой обороны нацистов. По верху дюны идет асфальтированная велосипедная дорожка, но снизу ее не разглядеть – снизу видишь лишь несколько лестниц с деревянными ступенями, ведущих с дюны на пляж. В остальном это царство дикой природы. Зимой это место особенно пустынно; трудно поверить, что оно находится в нескольких шагах от столицы одной из самых густонаселенных стран мира.

Дни, когда погода вызывает появление больших волн, становятся исключением. В это время на пустынном берегу собираются серферы. У каждого стоит в телефоне приложение, оповещающее о хороших условиях для серфинга – и, получив такое известие, они толпой бросаются в ту часть пляжа, где волны выше и лучше всего. Поскольку на Северном море нежарко, они, как правило, катаются в гидрокостюмах.

Вот и этим утром, возможно, в самые ранние часы, множество любителей серфинга, разбуженные приложением, узнали, что через несколько часов к северу от Шевенингена условия для катания будут идеальные, а волны – такие, какие появляются, может, раз в десять лет.

Так что, крутя педали в западном направлении между дюнами и колдобинами с внешней стороны пляжа, Саския, Лотта и их свита двигались по следам сотен серферов, которые вот так же, на велосипедах или пешком, презирая холод и ветер, собрались здесь еще до рассвета. На рыхлой почве ясно виднелись их следы.

На гребне дюны, за которой скрывался пляж, собралась сейчас целая толпа. Гражданские, полиция, медики скорой помощи – все стояли лицом к морю, сбившись в кучу, и куда-то вглядывались. Странно, что ничего не делали, даже не пытались. Как будто съехались на какое-то грандиозное зрелище или, быть может, просто не понимали, что тут можно сделать, кроме как смотреть.

Саския со своей группой стала подниматься наверх. Они пропустили пожарную машину, едущую на пляж