Сказано — сделано. В иске «Маккензи Металз» Адриану Марию ду Сеу Мано ди Ферро Арена ди Корта обвиняли по сорока пунктам в нарушениях патента в связи с моей разработкой эксктрактора.

ИИ, адвокаты и судьи приготовились к долгому разбирательству.

Я — нет.

Я знала, что это будет тянуться и тянуться и «Маккензи Металз» потребует наложить запрет на наши экспортные операции и на каждое отбитое нами судебное действие предпримет что-нибудь еще. Они хотели испортить нашу репутацию. Они хотели втоптать мое имя в пыль. Они хотели, чтобы наши клиенты на Земле усомнились в нас, усомнились в достаточной степени, чтобы вложить на ранней стадии проекта деньги в предприятие по экстракции гелия-3, учрежденное авторитетной компанией, с хорошей репутацией, не срывающей поставки: «Маккензи Фьюжн».

Мне требовалось покончить с этим жестко и быстро.

Я вызвала Роберта Маккензи собственной персоной на судебный поединок.

Я ничего не сказала своим юристам. Не сказала Элен. Не сказала Эйтуру, хотя он мог догадаться, потому что я попросила его обучить меня владению ножом хоть чуть-чуть. Не сказала Карлосу.

Есть гнев, и есть ярость, а есть неистовое бешенство, для которого у нас нет подходящего названия. Оно бледное, очень чистое и очень холодное. Сдается мне, такое чувство испытывает христианский бог при виде греха. Я увидела его в Карлосе, когда он выяснил, что я собираюсь предпринять.

«Так все закончится, — сказала я. — Раз и навсегда».

«А если он тебя ранит? — спросил Карлос. — Если ты умрешь?»

«Если умрет „Корта Элиу“, тогда я тоже умру, — сказала я. — Думаешь, они просто позволят нам уйти? Маккензи платят втройне».

В тот день на судебной арене собралась половина Луны, или так мне казалось. Я вышла на бойцовский ринг и увидела вокруг себя лица-лица-лица, куда ни кинь взгляд. Все эти лица, и я в беговых шортах и топике, с ножом в руке, одолженным у эскольты.

Я не боялась ничуть.

Судьи вызвали Роберта Маккензи. Потом они еще раз вызвали Роберта Маккензи. Велели его адвокатам подойти к ним. Я стояла посреди судебной арены с ножом другой женщины в руке и смотрела вверх, на все эти лица. Я хотела их спросить: «Зачем вы сюда пришли? Что вы хотите увидеть? Победу — или кровь?»

— Я вызываю тебя, Роберт Маккензи! — закричала я. — Защищайся!

Миг спустя на арене воцарилась полная тишина.

Я снова вызвала Роберта Маккензи.

И в третий раз:

— Я вызываю тебя, Роберт Маккензи! Защити себя, свою репутацию и свою компанию!

Я вызвала его трижды и в итоге осталась одна на бойцовском ринге. И суд взорвался. Судьи что-то кричали, но за ревом толпы зрителей их не было слышно. Меня подняли на руки и вынесли из Суда Клавия, и я, продолжая сжимать в одной руке нож, смеялась, смеялась, смеялась… Я не отпустила нож, пока не оказалась в отеле, где «отряд Корта» учредил свою штаб-квартиру.

Карлос не знал, смеяться или гневаться. Он плакал.

«Ты знала», — сказал он.

«С самого начала, — ответила я. — Боб Маккензи ни за что не смог бы драться с женщиной».

Десять дней спустя Суд Клавия ввел процедуру, согласно которой в судебном поединке могли участвовать делегированные бойцы. «Маккензи Металз» попыталась затеять против нас новый иск. Ни один судья на Луне не захотел его принять. «Корта Элиу» победила. Я победила. Я вызвала Роберта Маккензи драться на ножах и победила.

И теперь никто об этом не помнит. Но я была легендой.

Смерть и секс, не в этом ли все дело? Люди занимаются любовью после похорон. Иногда во время похорон. Это громкий крик жизни. Сделайте больше детей, сделайте больше жизни! Жизнь — единственный ответ на смерть.

Я победила Боба Маккензи на судебной арене. Это была не смерть — не в тот день, — но мой разум чудеснейшим образом сфокусировался. «Корта Элиу» в безопасности. Пришло время строить династию. Вот что я вам скажу: нет более действенного афродизиака, чем когда тебя выносят с судебной арены с ножом в руке. Карлос не мог перестать меня щупать. Он вел себя как одержимый. Превратился в мощную членомашину. Знаю, это неподобающие вещи для того, чтобы их говорила старуха. Но таким уж он был: трах-бандитом. Смертоносным и неутомимым. И это самое лучшее время в моей жизни, единственное время, когда я могла откинуться на подушку и сказать: я в безопасности. Ну и, разумеется, я предложила: «Давай сделаем ребенка».

Мы немедленно начали подыскивать мадринью.

Мне было сорок. Я наглоталась вакуума, наглоталась радиации, нанюхалась такого количества пыли, что ее хватило бы на целое море. Бог знает, работало ли что-нибудь внутри меня, не говоря уже о том, могла ли я выносить нормального здорового ребенка положенный срок. Слишком много риска. Я применила инженерную мысль. Карлос со мною согласился: суррогатное материнство. Мы решили, что будем платить суррогатным матерям, которые станут кем-то куда более важным, чем попросту наемные утробы. Мы хотели, чтобы они превратились в часть семьи, чтобы взяли на себя ту долю заботы о младенце, на которую у нас попросту не хватит времени или, что греха таить, духа. Младенцы утомительны. Дети становятся похожи на людей только в свой пятый день рождения.

Мы опросили, наверное, тридцать молодых, спортивных, здоровых бразильянок детородного возраста, пока не нашли Ивети. Вот так я и познакомилась с вашим Сестринством. В бразильской диаспоре сказали: поговори с майн Одунладе. У нее есть родовые древа, генеалогии и медкарты по каждому бразильцу и бразильянке, которые прибывают на Луну, а также немало сведений на аргентинок, перуанок, уругваек, ганок, нигериек и уроженок Кот-д’Ивуара. Она направит тебя к кому следует. Так и вышло, и я вознаградила ее за услуги — и, думаю, остальная часть истории вам известна.

Мы составили контракт, и правовая система Ивети его проверила, майн Одунладе дала ей совет, и мы пришли к согласию. У нас уже было несколько эмбрионов; мы выбрали одного, а потом спросили Ивети, как она хочет все обставить. Хочет ли она просто отправиться в медцентр и сделать имплантацию или ей больше нравится заняться сексом со мной, Карлосом или с нами обоими? Чтобы все было личным, с привязанностью и связью.

Мы провели две ночи в отеле в Царице Южной, а потом имплантировали эмбрион. Он прижился сразу же. Майн Одунладе хорошо выбирала своих мадриний. Ивети пришла с нами в Жуан-ди-Деус, и мы дали ей собственную квартиру и круглосуточную медицинскую поддержку. Через девять месяцев родился Рафа. Сети слухов полнились картинками и возбуждением — права на съемку являлись частью вознаграждения Ивети, — но реакция оказалась прохладная. Я ощущала неодобрение. Суррогатные матери, наемные матки. У них был уик-энд в отеле в Царице, полный бурного совместного секса. Тройничок устроили, ну-ну…

Рафу едва отлучили от груди, как я уже планировала следующего наследника. Мы с Карлосом начали искать новую мадринью. В то же самое время у меня случились первые озарения по поводу этого места. Жуан-ди-Деус не подходил для того, чтобы взрастить семью. Теперь там есть дети, но в те времена это был город на фронтире, шахтерский, сырой, грубый и омытый кровью. Я вспомнила о прощальном подарке Ачи. Нашла бамбуковую трубку без труда — прошло десять лет после нашего расставания. Как быстро летит время! Водопады и каменные лица; сад, высеченный в сердце Луны. Она как будто предвидела будущее или заглянула в потаенные глубины моего сердца. Я наняла селенологов; мы нашли это место, которое пряталось в недрах скал, как жеода, на протяжении миллиардов лет. Дворец, ребенок, еще один ребенок в процессе сотворения в Медицинском центре Меридиана. Бизнес и репутация. Наконец-то я стала Железной Рукой.