не заинтересовали, она рыла дальше — и люди копали дальше. И в конце концов она яростно залаяла на появившийся под слоем щебня обгорелый и разорванный по шву портфель.

Алхимики ошиблись: вот где была бомба. Не шикарный портфель это был, а довольно простой, грубой выделки, из тех, какие таскают на службу писари какие-нибудь или секретари всяких коллегий — мелкие сошки.

И Тяпка так его облаивала, рычала и всем телом показывала, что это зло злое, что я удивилась. Не понимала, что происходит с собакой, пока не взяла остатки портфеля в руки.

И ощутила то-оненький, еле заметный, почти несуществующий след ада. Не сильнее, чем запах давным-давно выветрившихся духов на бабушкиных письмах.

* * *

Тем же вечером мы все сидели в нашей любимой маленькой гостиной Виллемины — в нашем помещении Малого Совета. Пили травник с ромом, заваривал Ольгер. Не знаю, что он туда плеснул, но пахло замечательно — наверное, теми самыми тёмными и влажными лесами, из каких он родом, летом, чем-то медовым… Мы согрелись, боль как-то притупилась, отступила — и уже можно было говорить.

Виллемина с ногами забралась в глубокое кресло, укуталась в шаль и двумя руками держала чашку. Слушала.

— В общем, погибли девять человек — ну и два подонка, — говорил Броук. — Среди них референт банка «Тритон», торговые представители рудной компании, инженер со сталепрокатного завода, торговая представительница сукновальной фабрики, горничная леди Гелиды и леди Фиола из дома Высокого Облака, подружка леди Мельды. И раненых — восемнадцать человек, тяжелораненые есть. Медики подключились быстро, из раненых на восемь часов пополудни никто не умер. Все тела с помощью мессира Валора опознали, но хоронить придётся в закрытых гробах. Оба гада — в судебном анатомическом театре на площади Маяка, ждут Ольгера и леди Карлу.

— Я спустился по внутренней лестнице, — сказал Раш, постаревший за этот день на десять лет, с сединой в чёлке и на висках, которой, кажется, ещё вчера не было, — и шёл в приёмную, но меня остановил Жейнар. Сказал, что всё как будто в порядке, но ему горячо — Дар, беспокойно. Сказал, чтобы я не торопился: он ещё проверит. А Мельда и Фиола спустились за мной — попроситься в Оперу, в мою ложу, вечером…

— Жейнар всё ещё у вас? — спросила я.

— Конечно, — сказал Раш чуть удивлённо. — Где же ему быть… он дома. Дети дома. С ними Сейл и жена… дети живы оба, и микстура Ольгера действует, слава Вседержителю. Они спали, когда я уезжал.

— Я поговорил с мессиром Лэнглом, референтом, — сказал Валор, — с маленькой леди Фиолой и с мэтром Анрелем из рудной компании. Остальных не застал. Анрель и девушка мало что смогли рассказать. Девушка, бедняжка, даже не поняла, что случилось: стена разлетелась на куски, и обломки убили её почти мгновенно. Анрель успел увидеть этих людей, но понятия не имел, кто они такие. Зато мессир Лэнгл рассказал весьма занимательные вещи.

— Мне передали, — сказал Броук. — Лэнглу представил этих молодчиков его куратор. Попросил провести на приём к Рашу, раз уж визит Лэнгла уже назначен.

— Его уже задержали? — спросила Виллемина.

— Следят за его домом, государыня, — сказал Броук. — Мы выясняем, кто ещё может быть замешан.

— Э… есть ещё, — сказал Валор. — С вашего позволения, государыня, мессир Лэнгл сообщил мне о тайнике в его рабочем кабинете. Там находятся перелесские ценные бумаги и ещё какие-то бумаги, смысла которых я не понял, только догадываюсь, что в них… э… информация… досье… компромат? Мессир Лэнгл объяснил мне, как открыть тайник с особым замком, и велел непременно поставить в известность о бумагах мессира Раша.

— Бумаги изъяли, — кивнул Броук. — Кабинет Лэнгла опечатали — и там дежурит жандарм.

— Мне уже доставили, — сказал Раш, вытаскивая свой блокнот. — Эти бумаги многое изменят в нашу сторону в финансовой сфере. Сущее сокровище. Опыт мессира Валора бесценен, — он оживился, даже чуть улыбнулся. — И в этой связи я хотел бы задать важный вопрос, государыня: можем ли мы считать изъявление воли духа официальным завещанием? По ряду причин мне не хотелось бы, чтобы эти бумаги считались конфискованными жандармерией.

— В данном конкретном случае, — еле заметно улыбнулась Виллемина в ответ, — у нас нет возможности оформить всё официально. Поэтому, как ни печально, придётся слукавить: сообщать тем, кому необходимо, что вы успели поговорить с Лэнглом при жизни, и он сам передал бумаги вам. Считайте это высочайшим одобрением, прекраснейший мессир Раш. Но в дальнейшем нам придётся разработать юридическую процедуру на такой случай.

Раш удовлетворённо кивнул, сделав пометку.

— Теперь я, — сказала я. — Мы с Тяпкой нашли портфели гадов. Какая в них была алхимическая начинка — не знаю…

— Простите, леди, — встрял Ольгер. — Смесь пяти частей Гремучего Молока и одной части Крысиной Крови. Немудрено, что так рвануло.

— Ну вот, — сказала я. — Крысиная Кровь, Гремучее Молоко… но на одном портфеле совершенно прозрачный следок зла. Человеку незаметный, только Тяпка унюхала. Что-то лежало рядом, было в том же помещении, лапал чернокнижник с тухлой душой — не знаю. Просто — имей в виду, Вильма: это не какие-то фанатики или диверсанты и террористы. Они — из той же команды. Это атака.

— Газетёры отметили, — хмыкнул Броук, бросая газеты на стол между чашек, — что ни хихикающих теней, ни бесплотных карликов — одна только злая алхимия. И мнения разделились: либо мы защищаем от ада, но простых и незатейливых гадов пропустили, либо ад — это враньё и запугивание Перелесья, которому теперь подпевают дуэтом Девятиозерье и Святая Земля.

— А между тем, — тихо сказала Виллемина, — сегодня в Девятиозерье вошли войска Перелесья и Святой Земли. «Для противодействия панике и поддержания порядка, а также для оказания помощи ставшим жертвами адских сил» — это, мессиры, сегодня сообщил премьер Девятиозерья. Писали о чудовищных существах, которые нападают на детей… у государя Девятиозерского сдали нервы. Наш дипломат в Девятиозерье телеграфировал, что жизнь там потихоньку превращается в кошмар, и население надеется, что присутствие граждан Святой Земли помешает аду творить зло.

— Напрасная надежда, — фыркнул Ольгер.

— Да, — сказала Виллемина. — Думаю, что зло никуда не денется… но перестанет быть таким демонстративным.

Зло никуда не делось.

И как-то быстро всё начало меняться.

На следующий