Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 — Кроки (фр. croquis: croquer — чертить, быстро рисовать) — чертёж участка местности, сделанный глазомерной съёмкой, с указанием важнейших объектов. Сам термин к V веку н. э. ещё не возник и в реалиях произведения возникнет очень вряд ли, но принцип нанесения объектов с небольшого участка уже точно существовал. Иначе не объяснить существование древнегреческой и древнеримской картографии, с сеткой координат и нанесением очень точных локаций объектов.
Глава тридцать первая. О неперенесении осады
/5 апреля 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
— Что здесь происходит? — недоуменно спросил Эйрих, глядя на происходящее у самого восточного пролома в стене.
Гарнизонные войска римлян, державшие оборону на баррикадах в проломе, были вытеснены кем-то наружу, после чего побежали к ближайшим вратам, а из пролома к позициям готов побежали вооружённые, как попало и чем попало, люди. Некоторые из них гибли в проломе и пространстве до него, потому что лучники обстреливали их с башен и стен, а щитов и доспехов ни у кого из беглецов не было.
Происходящее устойчиво не желало складываться в понятную картинку в голове Эйриха, поэтому он ничего не предпринимал, наблюдая за тем, как эти неизвестные выходят из захваченного пролома очень плотной толпой и кричат готам на тысячи голосов. Нужно что-то делать, как минимум для того, чтобы всё это не нанесло ущерб осадному лагерю.
— Так, — выработал Эйрих решение. — Атавульф, Отгер — двумя тысячами оцепить эту толпу с двух сторон! Не атаковать, но создать безопасный коридор!
Тысячники взяли свои войска и помчались исполнять приказание. А Эйрих остался наблюдать за развитием непонятных событий, природу которых он узнает очень скоро.
Все желающие через пролом уйти не смогли, потому что разбитые баррикады заняли гарнизонные войска. Из-за стен были слышны звуки отчаянного сражения, но деталей снаружи не рассмотреть. Но уже вырвавшиеся беглецы успешно ушли под прикрытие двух тысяч готов, благополучно добравшись до частокола осадного лагеря.
— Эбергар, приведи ко мне старшего от этих людей, — приказал Эйрих сотнику избранной дружины.
Старший нашёлся быстро. Это оказался крепкий и рослый кузнец, с короткой стрижкой и здоровенными висячими усами чёрного цвета. О том, что это именно кузнец, Эйрих понял только по тому, что на нём был характерный кожаный фартук, а также многочисленные ожоги на руках.
— Ты старший среди этих людей? — спросил Эйрих. — Кто ты такой?
— Да, я старшина среди наших, — ответил тот густым басом. — Звать меня Гуннаром, сыном Элдрика, происхожу из ютов, рода Монваров.
Вроде бы, говорит на понятном языке, но говор сильно отличается даже от ругского.
— Зови меня проконсулом Эйрихом, сыном Зевты, — представился командующий осадой. — Ты из невольников римлян?
Картина начала, постепенно, складываться.
— Так и есть, — склонил голову кузнец. — То есть, был невольником римлян.
— Что случилось? — спросил Эйрих. — Как понимать то, что мы видим последние полтора часа? Что за шум за стенами и как так получилось, что римляне вас выпустили?
— Рассказывать недолго, — грустно усмехнулся Гуннар. — В Вероне много рабов, как ты знаешь. Римляне перестали нам доверять, запретили работать. Меня вообще заперли на фабрике (1) вместе с остальными рабами, а затем повели в район керамики, где огородили рогатками. Там собрали всех рабов города…
— Потеряли доверие к рабам, потому что прекрасно помнят, что я освободил рабов Патавия… — произнёс Эйрих задумчиво. — Собирать всех в одном месте — это большая глупость.
— Я сумел собрать старшин и убедил их, что нам дальше жития не будет, — продолжил Гуннар. — А ещё слухи пошли, что скоро нам перестанут поставлять еду, так как её и без наших ртов на всех не хватает — вот и решили мы, что надо прорываться, а тут ты, проконсул, юго-восточную стену пробил — будто сам Вотан вёл твою руку.
— Язычник? — недовольно спросил Зевта, пришедший на звуки шумихи и неразберихи.
— Это сейчас неважно, — поморщился Эйрих. — Значит, еды немного, пошли слухи, что вас перестанут кормить. Вы сумели собраться и решились на прорыв, в ходе которого потеряли много людей из-за римских лучников гарнизона. Зато теперь в городе остались одни римляне, так?
— Домашних рабов тоже к нам согнали, не только фабричных… — почесал затылок Гуннар. — Да, думаю, что в городе не осталось рабов.
— Сколько вас всего? — спросил Эйрих.
— Я не знаю, но можем посчитать, — ответил кузнец.
— Вы готовы присоединиться к нашему сообществу на правах сородичей, с созданием избирательной трибы и предоставлением места в Сенате? — спросил Эйрих. — При условии, что у вас наберётся достаточная численность взрослых мужей.
— Мы готовы на всё, кроме рабства, — ответил Гуннар. — Лучше убейте, чем поработите.
— Убивать и порабощать вас никто не будет, — покачал головой Эйрих. — Мы пришли, чтобы освободить вас и всех римлян от ига императора.
Как-то естественно получилось, что теперь основополагающая цель похода задекларирована именно так. Сенаторы знают, что с императором они не уживутся, поэтому его нужно уничтожить, а народ его освободить. Против рабства они ничего не имеют, но имеет Эйрих. Не против рабства, как такового, а против магнатов-латифундистов. С этими придётся что-то решать…
— Мы готовы принять любые твои условия, проконсул, — поклонился Гуннар в пояс.
— Уверен, ты был не так раболепен, когда жил в племени, я прав? — усмехнулся Эйрих.
Кузнец поморщился и отвёл взгляд. Видимо, осознал, что всё ещё ведёт себя как раб. Плеть и голодная пайка могут привести к покорности любого…
— Забудь о поклонах, — произнёс Эйрих. — Отныне ты и все твои люди стали свободными. Над вами теперь только Сенат и Бог. Если среди вас есть мастера, а я думаю, что есть, присоединяйтесь к мастерской коллегии. Вам найдут работу по силам и позаботятся о том, чтобы вы зарабатывали достойно, если что-то умеете.
— О большем мы не можем и мечтать, — усилием воли сдержал новый поклон Гуннар. — А как быть с остальными?
— Остальные станут членами вашей трибы — этакого рода, чьи интересы представит избранный вами сенатор, — ответил Эйрих. — Вам выделят место в походной колонне, в которой вы можете пойти с нами на новые земли. После того, как я закончу с этим городом…
— Мы с тобой, проконсул, — протянул ему руку кузнец.
— С Сенатом и готским народом, — поправил его Эйрих и ответил на рукопожатие. — Я лишь человек, проводящий его волю и только.
Определённо, в подходе отца что-то было. Загадочные старики, думающие о судьбе народа, являются для чужаков более значимыми фигурами, чем видимые перед собой представители магистратуры. Если сказать, что ты запрещаешь что-то, то это одно, а если сослаться на то, что запретил сам Сенат — это совершенно другой уровень запрета. Морально тяжелее спорить с мнением сотен мудрых старцев, истрачивающих остаток дней в заботах о народе, чем с одним человеком, пусть и очень значимым…
— Аравиг, позаботься о них! — приказал Эйрих. — Сопроводи к обозу, обеспечь шатрами и проследи, чтобы всех накормили!
— Сделаю, проконсул! — ответил тысячник.
У Аравига и без того забот хватает, но кто справится со всем этим лучше человека, уже несколько лет занимающегося материальным обеспечением войск и легиона?
В Вероне всё затихло, гарнизонные войска восстановили баррикаду в проломе и наводнили стены, опасаясь, что готы воспользуются неразберихой и начнут штурм.
Но у Эйриха были другие планы, не опирающиеся на неверный случай…
/17 апреля 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
Заказанные Эйрихом пробоины были готовы.
Манджаники теперь уже совсем не те, что приехали к подступам этого города в разобранном состоянии, но задачу свою выполнили. Судя по всему, Эйрих даст мастерам заказ на новые манджаники, а эти придётся разобрать на детали — износ был следствием круглосуточного обстрела довольно-таки крепких стен. Некоторые секции были построены гораздо качественнее, чем о них думал Эйрих, поэтому он подозревал признаки коррупции при строительстве — лучше римлян в коррупции никто не разбирается, это все знают.
«Но никто не разбирается лучше римлян в борьбе с коррупцией», — с усмешкой подумал Эйрих. — «Как можно бороться с чем-то, если ты знаешь это недостаточно хорошо?»
Римляне просили очередные переговоры, но Эйрих снова проигнорировал белые