Она сложила бумажку и спрятала ее в трусики.

Потом огляделась, проверяя, не совершила ли какой ошибки. Боже! Чуть не забыла… Она налила воды в стаканчик и выплеснула его в раковину: принимать пропидол сегодня она не будет, но надо сделать вид, будто она пила.

Глубокий вдох. Абигэль открыла дверь ванной и вздрогнула: Фредерик стоял прямо перед ней.

– Ох, ты меня напугал!

Он как-то странно на нее посмотрел, потом заглянул в ванную. Нашел глазами раковину.

– Что-то ты долго.

– День был долгий. Хорошо постоять под душем.

Она через силу улыбнулась ему и направилась в спальню, спиной чувствуя тяжелый взгляд Фредерика. Паранойя или реальность? Чашки с дымящимся чаем ждали их на тумбочках у кровати. У Абигэль сжалось горло, но она ничего не сказала. Возможно, она сделала глупость, заговорив с ним о комиксах. Теперь она была уверена, что он следит за каждым ее движением.

Малейшее колебание, нарушение ритуала, и он все поймет.

Но может быть, она все же заблуждается. Она надеялась на это всем сердцем.

Фредерик прошел к своей тумбочке, сел на кровать и взял чашку. Отпил глоток, словно приглашая ее сделать то же самое.

– Мне кажется, ты действительно ухватила серьезную ниточку с этим Центром сна, – сказал он. – Если мне удастся узнать его название и выяснить, когда ты там была, я смогу получить список пациентов, среди которых может быть Фредди. Сравним его со списком персонала детского лагеря. И возможно, выплывет имя. Он будет у нас в руках, Абигэль, Фредди наконец-то будет у нас в руках. Ты понимаешь? Мы сможем прижать этого сукина сына.

Его взгляд ускользал от нее. Он смотрел в стену прямо перед собой. Абигэль уже не мыслила его иначе как человека, пытающегося ей навредить. Но он казался таким искренним.

Она взяла блюдечко. Фарфор слегка звякнул. Фредерик теперь не сводил с нее глаз.

– Ты что-то нервничаешь. Надеюсь, не просидишь всю ночь за компьютером. Ты приняла лекарство?

– Конечно.

Ей надо было успокоиться во что бы то ни стало. И выпить чай, потому что ей полагалось быстро уснуть. Фредерик уставился на ее тонкие, стройные ноги под ночной рубашкой. Его рука легла ей на бедро. Абигэль напряглась.

– Черт-те что эти твои татуировки. Зачем они тебе понадобились? Я же с тобой.

– Я знаю, но…

– Когда все кончится, мы их сведем, договорились?

Она кивнула:

– Да. Обещаю.

– Поцелуй меня.

Она прижалась губами к его губам и не испытала ничего, кроме отвращения, потом через силу улыбнулась. Его большие кошачьи глаза пугали ее. Она уткнулась в чашку и отпила глоток чая. Потом второй, третий. Легла на бок… Рука Фредерика поглаживала ее плечо, эта рука могла, когда она уснет, сжать ее горло, убить… Она закрыла глаза и сосредоточилась на бумажке, спрятанной в трусиках, надеясь, что в случае потери памяти найдет ее. Потому что если нет…

Через несколько минут все закружилось у нее в голове. Фосфеновые облака взрывались под веками, брызгами рассыпался свет. Сон навалился яростно, непреклонно, это было, вне всякого сомнения, действие изрядной дозы пропидола.

Абигэль успела подумать, что человек рядом с ней – чудовище.

Потом она провалилась в черную дыру, и забвение овладело каждой клеточкой ее организма.

Абигэль проснулась с ощущением, будто наглоталась крупной соли. Она умирала от жажды, а дыхание ее пахло водкой. Простыни были мокрые насквозь. Она с трудом вырвалась из тисков сна и пощупала постель рядом. Пусто. Будильник показывал 13:22.

Она хотела было встать, но почувствовала острую боль в животе. Ночная рубашка, прилипшая к коже, была вся в бурых пятнах. Кровь. Она вскрикнула, пытаясь руками отодрать ткань. Казалось, в ее тело вонзали скальпель. Что с ней случилось?

Абигэль дотащилась до ванной, ничего не понимая, и смочила ткань, чтобы легче отделить ее от кожи. Потом осторожно приподняла рубашку.

Она чуть не упала в обморок. Живот был весь расчерчен тонкими порезами. Кто подверг ее такой пытке? Зачем? И главное, почему она ничего об этом не помнит?

Стиснув зубы, она разделась. Знал ли Фредерик об этих порезах? Почему от нее разит спиртным? Она достала вату, антисептик, бинты и как могла обработала раны. Посмотрела на татуировки на внутренней стороне бедра. «Леа должна была быть 4-й». Новой, которая могла бы объяснить причину этих отметин, не было.

Иглы, ожоги сигаретой, а теперь дошло и до холодного оружия. Ужас нарастал. Воспоминания терялись. Сама не своя, она кинулась к мобильному телефону. Набрала номер Фредерика, но он не ответил. Она оставила паническое сообщение: «Фредерик, я должна понять, что со мной! Пожалуйста, перезвони мне поскорее! Это СРОЧНО!» Потом она попыталась дозвониться Патрику Лемуану и Жизели. Ответа не было.

Сняв трусики, тоже окровавленные, она увидела на полу клочок бумаги. Он был сложен и выпал из ее белья.

Срочно. Возьми инструкцию к дафалгану в аптечном шкафчике и прочти ее.

Ее почерк… Послание, адресованное самой себе, спрятанное в самом интимном месте. Зачем? Абигэль ничего не понимала. Она нашла коробку с лекарством и увидела текст, написанный ее собственной рукой, очень мелко:

237 капель, 24 июня.

Сегодня 24 июня, 23:47

В начатом флаконе пропидола 327 капель воды.

Все нижеследующее – чистая правда: если ты читаешь этот текст и не понимаешь, если ты ничего не знаешь, ничего не помнишь, значит Фредерик опаивает тебя пропидолом, и уже давно. Не знаю, с каких пор и зачем, выяснить это придется тебе. Но вспомни свой сон, двойной, многослойный, с поездом. Я думаю, ты действительно хотела ехать в Кемпер, чтобы увидеть Жантиля, но Фредерик умышленно стер все из твоей памяти. То же самое, возможно, и с папиным чемоданом кокаина. Все это могло быть на самом деле. Что касается Кемпера, должен остаться след, если я покупала билеты на поезд, проверить я не успела. Ищи и найди.

Не забудь еще одно: посмотреть твою историю болезни. Лечилась ли ты до тринадцати лет в Центре сна в Пиренеях или еще где-то в горах? Если да, не исключено, что ты встретилась там с Фредди и что он тоже страдал расстройством сна… Он люто ненавидит тебя, как ненавидит и других родителей.

Ты наверняка мало что понимаешь, но действуй.

Это дело первостепенной важности!

Абигэль замерла, ошарашенная, опустошенная. Ей пришлось сесть и перечитать написанное несколько раз. Фредерик… Она не могла в это поверить. Автор этих слов – она сама вчерашняя – наверняка заблуждалась. Была ли это причина ее порезов? Желание запечатлеть на своем теле присутствие опасности?