– Может, отведем его в баню и выколотим из него всю дурь, – предложил я, понимая, что идея явно не из лучших.

– Или затащим его на большой мост и столкнем в воду. Купание в ледяной воде хорошо отрезвляет, – высказал идею Красавчег.

– Я бы запер его в прочной клетке подальше от моего бара. Где-нибудь на окраине города, в заброшенном месте, так, чтобы его никто не слышал и не видел, – поделился своими соображениями Марк Щупальцы.

И стоило ему это произнести, как раздался хлопок, и Зеленый исчез.

Вот только что сидел за стойкой и строил мировую скорбь, и вот его уже нет.

– Подбрось да выбрось, – выдохнул я. – Ты что сотворил? Ты куда нашего Зеленого дел?

Марк Щупальцы изменился лицом: побледнел, мигом осунулся и стал похож на привидение в белой простыне.

– Преподобный, шериф, да как же это так? Да я же ничего такого? Да я… и в мыслях не было… – лепетал он.

– Не было-то, может, оно и не было, но теперь вот и Зеленого нет. И мы даже не знаем, где его искать. А мы, между прочим, так и не допросили его как следует, – пробормотал я.

– Постой, преподобный. Погоди. Мысль хорошая есть, – прервал мои словоизлияния Ник Красавчег и повернулся лицом к Марку Щупальцы. – Ты говоришь, что попугаи эти не просто так появились?

– Какие попугаи? – не сразу понял, о чем идет речь, Марк.

– Те, которые на стойке некоторое время назад торчали. И кстати, куда ты их дел?

– В подсобку отнес. Уж больно сквернословят. Сил уже нету их слушать. Вчера Провокацию такими словами покрыли, что она, бедная, покраснела, и к шесту подойти не смогла. А нам от этого сплошные убытки. Гости остались недовольны.

– Ты погоди с Провокацией. Попугаи эти откуда появились?

– Так мужик тут был какой-то. Я ему пожаловался, что хочу интерьер, мол, разнообразить. А на следующий день появились попугаи. Думаю, это он их принес.

– Вот оно, – сказал Ник.

– Подбрось да выбрось, – согласился я.

– А теперь ты пожелал, чтобы Зеленый исчез. И он куда- то исчез. Слушай меня внимательно, Щупальцы, и потом не говори, что не слышал. С этого момента ничего никому не говори, держи рот на замке. В твоих же интересах. Потому что, боюсь, следующее твое неосторожное желание может оказаться последним, – встревоженно, на одном дыхании выпалил Ник, после чего схватил недопитый бокал Зеленого и выпил пиво одним глотком.

* * *

С исчезновением Зеленого следы Руфуса Бродяги казались безвозвратно утерянными. Теперь, чтобы найти Попугая, требовалось найти Зеленого. Формула усложнялась.

Ник отправился в участок, чтобы подключить к розыскам всех кентавров. Он обязался прочесать Большой Исток частым гребнем, но найти Зеленого, а параллельно с ним, кто знает, может, и Бродяга отыщется.

Я взял с него слово, что как только появится новая информация, он тут же известит меня. Сам же поехал домой. Время позднее, да и кто-то же должен покопаться в документах, вдруг в досье и биографиях мигрантов найдется нужная ниточка. Шансов, конечно, мизер, но и на мизере можно играть.

Оказавшись в родных стенах, первым делом я развел огонь в камине, раскурил сигару и погрузился в кресло, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Я мог себе позволить посидеть и помедитировать на огонь. Не хватало лишь стаканчика виски, но вставать и идти за ним было лениво.

Я развернул первое дело. Семейство Груша, состоящее из четырех человек. Отец Патрокл Груша, сорок лет, родился, учился, женился. Жена Каллиопа Груша, тридцать три года, цветовод, садовод, дизайнер интерьеров. Ничего примечательного. Двое детей: мальчик и еще один мальчик. Одному двенадцать, другому семь. Обычная ничем не примечательная семья. Причина переезда: резолюция инквизиции, параграф три-четыре, подпункты двенадцать – семнадцать. Мне были хорошо знакомы эти параграфы. Смысл резолюции сводился к тому, что пребывание альтера среди обычников представляет угрозу мирной жизни двенадцатой степени, альтера следует переселить в Большой Исток, а поскольку его семья тоже отличается генетическими отклонениями, она подлежит высылке. Ничего криминального. Интересно, а какое отклонение у этого Патрокла Груши. Любопытно, что инквизиторы называют это отклонением, а мы особым талантом.

Подбрось да выбрось. Любопытно. В досье значилось, что Патрокл Груша умел жонглировать сознанием. Что скрывалось за этой формулировкой, я пока не знал, но безусловно, на это стоит обратить внимание. Я отложил его личное дело в сторону и пометил карандашом на первой странице: «проконсультироваться у Кармы». Пару минут я рассматривал его фотографию. Ничем не примечательный мужчина. Невыразительное лицо, тусклые глаза, редкие волосы, рано наметившаяся лысина. Ну ничем на нашего Попугая не похож.

Следующее дело – Лайм Ромашка. А тут вообще не за что уцепиться. И чего инквизиторы к нему прицепились. Ну, безобиден же, как ромашка, недаром у него такое прозвище. Из талантов всего лишь контроль над цветами. Лайм может клумбу с цветами за какие-нибудь пятнадцать минут из семечек разбить, и всего делов. Никакого мошенничества. Тут нам ловить нечего.

Последний – Дима Король. Добровольное перемещение. Вот это интересно. Редко кто по собственной воле готов бросить все: дом, семью, привычные связи, работу, в конце концов, выдернуть корень и махнуть на новое место. К тому же такое необычное, как наш Большой Исток. Талантами Король совсем не блистал. Умеет девочкам мозги пудрить да железяки разные к себе притягивать, если пожелает. Вот вы спросите, а почему тогда Король? Я отвечу: для блеска, для прозвища красивого, чтобы запомниться, козырнуть перед непосвященными.

Я поставил на страничке с его биографией жирный знак вопроса и отложил документы в сторону. Посмотрел на часы, время близилось к полуночи. Ник не звонил, значит, ничего накопать не удалось. Тогда можно и ко сну. Будем надеяться, что день завтрашний расставит все точки над i.

* * *

Утро началось звонком Джека Брауна.

– Преподобный, примите извинения, что бужу так рано, но Ник сказал, что срочно и без всякой жалости. Так что уж не обессудьте.

– Что стряслось? – спросил я, посмотрев на часы.

Семь утра. Рановато для наших широт. Чтобы меня разбудить в такое время, у Красавчега должны быть веские основания.

– Мы нашли Зеленого. Но достать не можем. Пока. Он засел в заброшенном колодце на окраине города. Но не это главное. У нас новый труп. Ну, или почти труп.

Я не стал уточнять, что значит почти труп, спросил другое:

– Кто на этот раз?

– Костя Музыкант.

– Пришлите за мной машину, – потребовал я и отключился.

* * *

Костя Музыкант, безобидный паренек лет восемнадцати, умевший своим голосом играть за целый симфонический оркестр, сидел на уличной скамейке, безучастно уставившись на витрину магазина верхней одежды «Эгоист». В витрине, приняв вальяжную позу, застыл манекен в дорогом длиннополом пальто, костюме-тройке, лакированных туфлях и широкополой шляпе. Музыкант то ли был так очарован образом в витрине, то ли по каким другим соображениям, но застыл как камень. Ни один мускул не дрожал, даже веки не подрагивали.