Тара вновь почувствовала терзавшее ее давно чувство вины, несоответствия, которые были ее давнишними спутниками. Эта отвратительная ограниченность узколобых людей, «ты должна быть тем, кем ты родилась», которая преследовала ее с детства, не давала ей полноценно развиваться. Но она ведь доказала, что это не правильно. Она не могла вернуться к этому. С глубоким чувством она утвердила свое новое «я» в своей новой жизни.

— Я Тара Уэллс.

Глаза Кэти блеснули. Она постаралась восстановить старые отношения, свое прежнее лидерство и теперь понимала, что проиграла. И все-таки собственное острое чувство независимости заставляло ее признать отзвук этой независимости в душе другого человека. Она весьма неохотно заставила себя приветствовать это чувство в человеке, которого она любила больше всех.

— Ну ладно, ладно, — сказала она взволнованно. — У тебя, должно быть, есть свои причины, я замолкаю. Но что бы ты ни делала, я буду рядом, если понадоблюсь тебе.

Когда Кэти ушла, Тара снова повернулась к Кингу и уютно положила голову ему на шею. Она чувствовала себя огорченной, опустошенной. Через какое-то время она услышала позади себя позвякивание металлической уздечки и удил. Крис пробирался в дверь с седлом и упряжью Кинга. Он прошел через конюшню и подошел к деннику Кинга, открыл дверцу и вошел, шепча на своем языке: «Умбакура, пичи малла, варвви давай-давай, мальчик мой, ну вот». Перекинув седло через свою худую жилистую руку, он протянул уздечку Таре.

Она улыбнулась, почувствовав знакомую молчаливую связь между ними, и шутливо сказала: «Крис, как ты узнал, что я хочу покататься верхом?» Его большие выразительные глаза сверкнули в ответ, многовековая мудрость и ум сквозили в них. Она почувствовала тепло, исходящее от него, и продолжила игриво:

— А не взять ли мне лошадь, на которой я скакала вчера? Это ведь жеребец мисс Стефани, да? Я слышала, на нем никто никогда не ездил, кроме нее.

Как всегда бесстрастный, Крис прошел мимо нее и мягко, но точно опустил седло на спину Кинга. Он вытянул подпругу из-под живота лошади, продел сквозь пряжки и закрепил. Взяв уздечку у Тары, он встал за головой лошади, оттянул назад длинную морду и, положив мунштук на ладонь, поднес его к большим желтым зубам лошади. Кинг принял мундштук и оказался взнузданным. Крис все проверил, проведя своей иссиня-черной рукой по еще более черной коже коня. Кинг подрагивал от возбуждения и предвкушения. Его стройное тело напряглось, когда Крис одну за другой поднял ноги, чтобы проверить копыта. Тара заметила, что Кинг по-прежнему прибегал к своему «методу устрашения»; он весь свой вес опускал на человека, который поднимал его копыто, но Крис был готов к этому. Наконец все приготовления были закончены, и Крис вывел Кинга во двор. Во дворе Кинг начал показывать свою резвость, он прыгал и отказывался стоять спокойно. Крис взял стремя в свою крепкую руку, пока Тара взгромоздилась на коня с другой стороны, с силой ухватилась за его голову, чтобы он не бросился вперед в широко открытое пространство, которое он уже ощущал всем своим телом и обонянием.

— Все в порядке, Крис, я держу его.

Тара зажала крепко поводья в твердых маленьких руках. Крис отпустил уздечку, и лошадь бросилась вперед как стрела, махом преодолевая пространство. Тара знала по своему многолетнему опыту, что так может продолжаться весь день, если потребуется.

«Мой хороший, красавец мой, быстрее, быстрее», — шептала Тара ему в ухо. Но Кинг не нуждался в ободрении. Теперь, когда его всадник снова был с ним, новый день казался ему свежим, как первая заря, а весь огромный мир открытым для скачки, и Кинг всю свою благородную душу вложил в галоп.

Никогда еще поездка верхом не была настолько важной для Тары. Прежде всего она нужна была ей, чтобы избавиться от почти невыносимого напряжения, которое она испытывала в Эдеме, это было напоминанием о том здоровом и бодром в жизни, чему присутствие Грега было угрозой, болезненной помехой, как червоточина на розе. Ей нужно было также время и место, чтобы подумать и определить свои планы в одиночестве, — события приближались к кульминации, взрыва можно было ожидать в течение ближайших суток, ей нужно было спокойствие, готовность и, прежде всего, самообладание. Ей важно было также не быть дома, быть вдалеке, чтобы Грег оставался в неуверенности, ни о чем не догадался. Он когда-то подумал, в своем неведении, что она от него никуда не денется в Эдеме, а ведь на этом огромном пространстве женщина могла бы спрятать целую армию, если бы нужно было, уж не говоря о себе и о лошади. Он никогда не сможет ее тут обнаружить. Она свободна.

И все-таки, даже забывшись в скачке, Тара не забыла еще одну часть своего плана. Она была уверена, что Джилли приедет сегодня — ее сумасшедшая ревнивая любовь не даст ей спокойно сидеть в Сиднее, пока Грег наслаждается медовым месяцем с ее соперницей. Тара была полна решимости устраниться, когда приедет Джилли, чтобы они с Грегом, уже не любовники, а враги, могли без помех воевать друг с другом. И все-таки ей необходимо было знать, когда приезжает Джилли. Поэтому она не стала далеко отъезжать от дома, а только делала круги по окрестностям, то удаляясь, то снова приближаясь, чтобы можно было быстро вернуться.

Когда она услышала звук самолета, день был уже в разгаре. Пейзаж потерял золотистую окраску раннего утра, и солнце палило с полуденной силой. Сонное жужжание мотора сначала прозвучало, как звук какого-то насекомого. Из своего укрытия на ближайшем холме, усаженном камедными деревьями, Тара наблюдала за сценой внизу, подобно тому как бессмертные боги смотрят на глупых людей с высот Олимпа. Как только самолет подрулил к концу полосы и остановился, дверь распахнулась и Джилли то ли выпрыгнула, то ли вывалилась наружу. На мгновение появился пилот, протянул ей чемодан, помахал рукой, и дверь закрылась снова. Джилли печально постояла минуту, затем подняла свои вещи и устало побрела к дому.

Грег бросился ей навстречу бегом. Он грубо схватил ее за руки и начал толкать назад к самолету. Пронзительные крики достигли ушей Тары.

— Какого дьявола тебе здесь нужно?

— Ты, чертов ублюдок, не смей со мной так разговаривать!

Схватив ее, как пленницу, Грег тащил Джилли вдоль борта легкого самолета, стараясь добраться до двери. Безжалостно, как безумный, он толкнул ее прямо к двери, но мотор был уже заведен, пилот и не подозревал об их присутствии и готовился к взлету. В ту минуту, когда Грег дотянулся до дверной ручки, самолет начал двигаться и они оба потеряли равновесие. Они вместе упали на землю, рискуя быть смятыми крыльями и колесами, а маленькая мощная машина пронеслась мимо и взлетела, окутав их, лежащих, облаком красной пыли. Они лежали неподвижно, как окаменевшие тела, застигнутые потоком лавы во время прелюбодеяния, с беспорядочно переплетенными конечностями.

Грег первым пришел в себя, вскочив с тела Джилли, будто это была змея. Их крики потонули в шуме самолетных моторов, их действия все еще нельзя было хорошенько разглядеть из-за висящей в воздухе красно-коричневой пыли. Тара видела их, как сквозь кровавую пелену: они двигались к дому, подергиваясь, как марионетки, бранясь и угрожая друг другу тумаками. Затем, повернув Кинга, она направилась навстречу солнечному свету, прямо в безбрежное пространство перед собой.