Светлана (смеясь). Пропустили?

Евгения Петровна. Пропустили. Но в сумку заглянули.

Светлана. Террористов боятся!

Евгения Петровна (как на митинге). Социальной несправедливости надо бояться! Терроризм — следствие. Раньше один вохровец с пустой кобурой целый завод охранял! А теперь? Везде эти… сик… сик…

Светлана. Сикьюрите…

Евгения Петровна. Вот именно! С автоматами. В универсаме — охрана, в школе — охрана, даже в детском саду — охрана! Миллионы молодых мужиков, если в масштабах страны брать, баклуши бьют! От кого, спрашивается, охраняют? Ясно дело: от народа. Но, если народ поднимется…

Светлана. Нет, Евгения Петровна, не поднимется.

Евгения Петровна. Почему же это он не поднимется?

Светлана. Народ у нас умный стал — понял: чем чаще поднимаешься, тем ниже тебя опускают. А вот охранников, думаю, поднять можно. Да! Особенно тех, которые богатых стерегут!

Евгения Петровна. Ты считаешь? Почему?

Светлана. Ну, сами подумайте: они же видят, как эти «новые русские» от дурных денег бесятся, свинячат, надуваются. И втайне их всех ненавидят. Кто в революцию помещиков громил? Дворня. Даже у Александра Блока усадьбу сожгли. Исторический факт. Вот вы, Евгения Петровна, охранников-то и поднимайте! Оружие у них, кстати, уже есть…

Светлана смеется, открывает дверь на балкон, смотрит вниз.

Евгения Петровна. А что, интересная мысль! Армия деморализована. Крестьяне спиваются. Пролетариат спился. Интеллигенция… Ну, она у нас всегда была профессиональной предательницей народных интересов. А вот охранники! Как же я сама не додумалась? Надо будет в «Правду» письмо написать!

Светлана (с балкона). Собаку привезли. Такую рыженькую! Бомбу ищут. Значит, Чермет точно приедет…

Евгения Петровна. А чего это ты так Черметом интересуешься?

Светлана. Он мне, Евгения Петровна, очень нужен.

Евгения Петровна. Зачем это?

Светлана (вздыхает). Муж в бизнес вступил. Хотела попросить… совета. Может, даст… Одноклассник все-таки!

Евгения Петровна. Ну, попроси, попроси… Может, и даст. А как в школе дела?

Светлана. Нормально. Работаю. Прислали новый учебник истории. Теперь снова можно детям говорить, что Сталин лучше Гитлера… Чуть-чуть.

Евгения Петровна. А раньше запрещали?

Светлана. Не рекомендовали.

Евгения Петровна. То ли еще будет! А как у тебя с Павликом? Что-то он, говорят, в Москву зачастил!

Светлана (холодно). Нормально у меня с Павлом. Я же говорю вам, бизнес у него теперь…

Евгения Петровна (тормошит ее). Ну, что ты сегодня такая тусклая? Помнишь, Ванечка тебя всегда Светлячком называл!

Светлана. Значит, отсветилась…

Евгения Петровна. И не стыдно? В сорок лет, при живом муже да с дочерью-красавицей отсветилась она! Нет, вы послушайте! Что ж мне теперь с моим-то горем совсем не жить?!

Светлана. Евгения Петровна, простите! Я не хотела. Я… Понимаете… Если со мной что-нибудь случится, вы за Ольгой присмотрите!

Евгения Петровна. Да что ж с тобой может случиться-то?

Светлана. Мало ли что…

Евгения Петровна (с тревогой). Заболела?

Светлана. Нет, я так, на всякий случай.

Евгения Петровна. Замолчи! Накличешь! Эх, ты! Ванечка очень бы огорчился! Он так тебя любил! Так любил.

Светлана. Я его тоже любила. Его все любили. Он был замечательный!

Евгения Петровна. Господи, ну за что мне это, за что?!

Роняет полотенце, закрывает лицо руками.

Светлана. Ну, Евгения Петровна… прошу вас! Не плачьте!

Евгения Петровна. Расстроила ты меня, Света, разбередила!

Светлана. Ну, не надо! Такой день сегодня…

Евгения Петровна. Какой день? Какой?! Господи, столько лет прошло! Я уже все, что только можно, отдумала, отплакала, привыкла даже. А иногда вдруг, как током в самое сердце! Ну почему именно с моим сыночком это случилось? С самым умным, самым добрым, самым чистым! Все мои подруги давно с внуками. А я? А мой Ванечка… Почему?!

Плачет. Светлана ее успокаивает. Дает воды.

Светлана. Наверное, потому что он был самый умный, самый добрый, самый чистый…

Евгения Петровна. А Бог тогда зачем?

Светлана. А это вы у Мишки Тяблова спросите, если придет.

Евгения Петровна. Обязательно спрошу, как же Господь допустил, чтоб от такого мальчика ничего на свете не осталось — ни кровиночки!? Я ж как мечтала: вернется он из армии, вы поженитесь, детишек заведете… (С обидой.) А ты — и полгода не прошло — замуж вылетела!

Светлана. Вы мне этого, наверное, никогда не простите!

Евгения Петровна (успокаиваясь). Простила, Светочка, давно простила. На жизнь долго обижаться нельзя.

Раздается звонок в дверь.

Светлана. Кто это?

Евгения Петровна. Как — кто? Федя Строчков. Он всегда раньше других приходит. (Вздохнув.) И всегда со стихами…

Снова звонок, немного нервный.

Светлана (мечтательно). Наш великий Федя! Помню, уже звонок на большую перемену, в коридоре топот, крик, а Галина Остаповна нас из кабинета не выпускает, говорит: «Продолжай, Феденька! А вы все слушайте и гордитесь вашим одноклассником!» Его Чермет потом чуть не убил…

Евгения Петровна. За что же это?

Светлана. Как за что? Чермет с Анькой Фаликовой каждую перемену бегали в раздевалку…

Евгения Петровна. Зачем?

Светлана. Зачем… Целоваться! Спрячутся между пальто — и целуются. Взасос. Их даже на педсовет за это вызывали.

Евгения Петровна. Свет, а Свет, а вы с Ванечкой, ну… целовались?

Светлана. А он вам разве не рассказывал?

Евгения Петровна. Ну что ты! Он был такой благородный мальчик. Сказал мне только: когда вернется, вы поженитесь. И все!

Светлана отворачивается. Снова звонок, на этот раз продолжительно-нервный.

Светлана. Какой Федя нервный стал!

Евгения Петровна. Ванечка Федины стихи наизусть знал.