как и самая первая. Сейчас, когда жизнь моя стала спокойной, счастливой и безопасной, я вспоминаю все, что тогда происходило, с внутренним содроганием, мне кажется все таким ужасным, таким противоестественным! И в то же время тогда столько произошло вещей чудесных, произошло такого, что развеяло многие мои страхи и предубеждения! Это особенность войн и смутных времен: обнажаются все пороки, все самые гнусные и в то же время все самые лучшие качества людей. И не-людей, конечно. Война страшна и честна, во время войны перестают работать многие сдерживающие факторы: законы, обычаи, страх перед правосудием. И перед человеком встает простой выбор: убивать, или нет, грабить, или нет, предавать, или нет. Возмездия не будет, страха перед обществом и законом больше нет, и осталось только то, что внутри тебя, твои честь или бесчестье, твой внутренний закон или внутренний хаос. Сейчас я наблюдаю особую породу людей, которые, в полном соответствии с русской пословицей «свинья везде грязь найдет», вспоминают те события, смакуя все, что было тогда грязного, низкого, жестокого, обвиняя, уличая и глумясь, упиваясь «трезвостью» своего ума и стремясь унизить победу и победителей изо всех своих силенок. Говорят, что победа – и не победа вовсе, ведь все произошло спонтанно, случайно, и победителями было совершено больше глупостей, чем подвигов. Что все началось именно с глупости и просчетов, следовавших один за другим… И в итоге обернулось страшной катастрофой, едва не погубившей Остров. Целиком. И бесполезно напоминать этим «правдолюбцам», что тогда были и те, кто оставался верен себе, хоть это было и не выгодно, и опасно; кто предпочел честь и верность выгоде и безопасности, те, кто не поддался отчаянию и иллюзии всеобщего падения – и именно они и победили тогда, а значит, сила и правда были все-такие не на стороне зла и низости. А знаете, почему? Потому, что низость, алчность, безверие и прочие гаденькие свойства – трусливы и в самой основе своей разрушительны и потому бессильны. А вера сама по себе несет в себе такой заряд, который делает человека, – и любое разумное существо – способным на все. Тот, кто не верит ни во что, кроме своего сытого брюха и спокойствия, неизбежно проиграет, потому, что слишком много думает о себе, колеблется, ищет более спокойного местечка, более вкусной травки, каких-то гарантий, пусть лживых, но успокаивающих здесь и сейчас. Побеждает тот, кто верит и не боится – всегда. Так было, есть и будет, везде, по всему миру, до конца времен. И никаким злопыхателям этого не отменить и не опорочить.

Часть вторая: Первая кровь

Глава первая: Ярмарка сисек

Гармбург, город, носивший имя пса преисподней из норвежских саг, одного из самых жутких творений злокозненного Локи, был заложен Эриком Одноглазым, сперва сподвижником Бъерга Черного, а затем – королем Анвалона и лютым врагом его сына Скульда и единственного на тот момент наследника Бъерга, маленького Аскольда. Заложен он был на границе тогдашнего Анвалона, самого могущественного из трех возникших после смерти Карла Великого королевств, как крепость, защищающая Анвалон от Элодисского леса, потому и назван был в честь зловещего стража Гарма. Со стен Гнезда Ворона, замка, стоявшего на самой высокой в Междуречье скале, Вороньем Камне, был виден почти весь Элодисский лес, а в солнечные ясные дни – даже башни Блумсберри и Золотая Башня Хефлинуэлла. Когда Карл Основатель, правнук Бъерга Черного, захватил Гармбург, он подарил его своему другу, кузену и верному соратнику, Оле Отважному, потомки которого стали зваться Драйверами.

Теперь город этот находился посреди Элодисского герцогства, на оживленном перекрестке Королевской и Эльфийской дорог. Последняя вела через несколько междуреченских городов на эльфийское побережье; так же Гармбург был портовым городом. Здесь бросали якорь большие морские суда, для которых дальше русло Фьяллара было уже непроходимым – слишком мелким, разбитым на множество проток меж маленьких островков. И здесь те, кто путешествовал дальше на север, либо пересаживались на речные суда, либо ехали сушей, по знаменитой Королевской дороге.

Будучи портовым и торговым городом, исстари Гармбург славился своими кожевенниками и бронниками. Река Снейк, первая из четырех рек, давших имя этой земле, бывшему Дуэ Альвалар, а ныне Междуречью, впадая во Фьяллар, источала невыносимое зловоние: кожу в те времена выделывали в человеческой моче, а кожевен на Снейке и ручье, носившем предсказуемое название Воронья Струя, было немеряно. Кожевни были в деревнях вдоль Снейка и Вороньей Струи, кожевни были в городке Смайли и в городе Снейкбурге. Кожи шли на продажу, местные кожи покупали эльфы, а так же из местной кожи изготавливалась лучшая в Нордланде обувь, лучшая конская упряжь и лучшая кожаная броня. Расплачивались местные за свою славу и свое богатство перманентной вонью, которую в ветреные дни уносил милосердный ветерок, а в безветренные и особенно в дождливые дни непривычному человеку здесь бывало, мягко скажем, тяжеловато.

Впрочем, не везде. Воронья Скала, возвышающаяся над округой на уважительную высоту, спасала и от вони. Отрог скалы разрезал напополам широкий овраг, по дну этого оврага шла мощеная дорога через весь город, который располагался на скале от оврага и дороги по обе стороны. Та часть, что находилась на куске скалы повыше, была меньше и чище, здесь располагались богатые дома, ратуша, магистрат, городской собор Спаса-на-Крови, богатые гостиницы и таверны, цеха, биржа, и другие богатые и важные здания и заведения. Называлась эта часть, опять же не особо оригинально, Верхним Городом. Нижний, более обширный, более низменный и неизменно вонючий город был беднее, был шумным, портовым, очень грязным, и весьма опасным для кошельков и голов. В Гармбурге, как считалось, находилась своеобразная гильдия проституток, нелегальная, но очень влиятельная, которой руководила некая Алекса. Косвенно это подтверждалось тем, что местные шлюхи ходили с охранниками, но никто и никогда не видел их сутенеров.

– Показательно, – говорил Гарет, пока они с братом и свитой поднимались в гору, к замку, – что начало вражде Хлорингов и Драйверов положила именно шлюха. Некая красотка по имени Мерлин Драйвер.

– Мерлин не была шлюхой. – Возразил молчаливый Кину. – И начало всему положила не она. Она рано осталась без матери, и ее с десяти лет насиловал собственный отец. Он искалечил ее душу и сделал тем, чем она стала, и он и положил начало всем неприятностям и трагедиям.

– И чем она стала? – нахмурился Гэбриэл.

– Шлюхой. – Повторил Гарет упрямо. – Красивой и беспринципной шлюхой, в которую влюбился Генрих Великий, тогда еще просто Гарри Хлоринг, и сделал ей предложение. Во