своих словах: стены столицы Арса падут, даже если мне придётся лично сломать их со всей силой искусства смерти.

— Хорошо. Я согласен с планом. Я подготовлю своих воинов. — сухо высказался Халдон и покинул командный шатёр.

К его чести, он оказался выше того, чтобы кидаться пустыми угрозами на тот случай, если я нарушу своё слово.

Глава 22

Когда в дверь постучали, герцог Талион немедленно натянул на лицо простую тряпичную маску из тёмной ткани, дополнив её кожаным капюшоном: так, чтобы видны остались одни лишь глаза. Затем надавил ногой на массивный рычаг тяжёлого стреломета, возводя его в боевое положение и накладывая мощный, бронебойный болт. И лишь затем, подойдя к невидимому для наблюдателя со стороны двери рычагу, кивнул барону Нериону.

— Войдите. — глухо проговорил барон, приставив нож к горлу Лиссандры.

Дверь была не закрыта. Аккуратно отворив её, в длинном коридоре появилась фигура в тёмно-синей робе. Человек медленным, неспешным движением откинул капюшон, изучая обстановку быстрыми, внимательными движениями карих глаз.

Про себя герцог облегчённо выдохнул: иерарх явился, и явился один. А значит, все идёт по плану.

— Полагаю, у вас есть хорошее объяснение всему этому?

Этериас поджал губы и с лёгким прищуром уставился на человека, что держал тяжёлый стреломёт, направленный прямо на него. Доспехи из чешуи королевской змеи… Простым ударом такого не достать. И ещё этот странный плащ: иерарх не мог припомнить, чтобы когда-то видел подобный материал.

Стоит рассчитывать, что и он послужит хорошей защитой в случае схватки.

— Условия просты. — тихо сказал герцог, не сводя прицела с верховного иерарха. — Ваша жизнь или её. Убейте себя, и даю слово, я отпущу женщину. Она вам дорога, не так ли?

— Вы хотите, чтобы я убил себя? — брови главы церкви взметнулись вверх.

— Я хочу вашей смерти. — просто ответил герцог. — Как именно это произойдёт, не столь важно. Убейте себя сами, или позвольте сделать это мне.

В рассветном полумраке коридоре повисло тягучее, зловещее молчание. Герцог спокойно смотрел на иерарха, готовый активировать ловушки. Сам Этериас лихорадочно пытался найти выход из ситуации. Предположим, болт он отобьёт: защита наготове. На стенах есть странные неровности: возможно, бойницы для скрытых стрелометов… Допустим, он достаточно силен, и ловушкам его не достать. Недаром он ожесточённо тренировался с Гелли и советниками последние месяцы.

Вопрос в том, не как победить в этом бою: это как раз, похоже, не представляет большой проблемы. Его противники - простые люди… Вопрос в том, как сделать так, чтобы никто не умер сегодня.

Все боевые приёмы мастеров искусства нейтраля были предназначены для того, чтобы убивать. Убивать зверей, животных, монстров, что могут быть многократно сильнее и прочнее человека. И сейчас верховный иерарх отчаянно пытался понять, как не убить своих соперников одним ударом, и что ещё сложнее - как сохранить жизнь Лиссандре, к горлу которой приставлен нож. Поджечь держащего? Это не убьёт его мгновенно, но он точно успеет убить пленницу. Откинуть мощным ударом ветра? Легко можно переломать все кости подруге детства.

Решение не приходило. Чтобы он ни сделал, всегда есть шанс или случайно убить кого-то, или позволить подлецам убить Лиссандру. Выходит, единственный выход сохранить всех живыми: позволить безумцам убить себя? Но что тогда произойдет с церковью?

— Ваше решение, верховный иерарх? — поторопил его герцог.

— Позвольте мне помолиться, прежде чем мы продолжим. — тихо ответил иерарх.

Герцог, барон и пленница посмотрели на Этериас с немалым изумлением. Кажется, молитва — это последнее, чего они ожидали в такой момент.

Не обращая больше на них внимания, первосвященник церкви Отца опустился на колени, нащупал в кармане робы кристалл с воспоминаниями о призыве боге, который давно привык носить с собой всегда и везде, и принялся почти беззвучно молиться, закрыв глаза.

Барон сделал герцогу характерный жест — не стоит ли попытаться прикончить его прямо сейчас, пока тот отвлечён. Но герцог Талион, неотрывно смотря на молящегося человека, лишь отрицательно покачал головой. Что-то внутри него сопротивлялось этому: иерарх, что находился перед ним, был совсем молод. На вид ему нельзя было дать и тридцати…

Герцог вырос, живя в одном замке с верховным иерархом Нелеи. Он видел множество служителей церкви — верующих и не очень, неистовых фанатиков и разумных рационалистов. Нечасто ему доводилось видеть, чтобы кто-то молился так истово.

Талион тряхнул головой, отгоняя наваждение. Возможно, это все обман. Быть может, священник только притворяется, выжидая удачный момент для атаки. Стрелять сейчас было бы плохой идеей в любом случае: в прошлый раз стрелы в грудь оказалось мало, а ведь тогда он был не готов к бою… К тому же, ловушки начинаются метром дальше, и противник еще не занял нужную позицию…

Этериас молился и молился вновь, призывая своего бога. Наверно, никогда ранее он не делал этого так фанатично, как сейчас. Он был верующий человеком, но не был фанатиком. Однако впервые в жизни он совершенно не знал, что ему делать. Любой выход из этой ситуации казался ему неправильным. И потому обратиться в богу было единственным решением, которое он мог найти в эту минуту отчаяния и страха - страха не за свою жизнь, нет, страха за тех, кто зависит от него, будь то его старая подруга или простой крестьянин.

Но в этот раз никто не услышал его. И вокруг не было ни малейшего знака. Он молился долго, прежде чем понял: никто не придет. Рядом была лишь звенящая, напряжённая тишина, и трое людей, что ждали, пока он закончит.

В этой самой тишине Этериас молча поднялся с колен, обводя тяжёлым взглядом присутствующих. И просто ответил:

— Нет.

— Нет? — удивлённо переспросил герцог.

— Я не убью себя и не позволю вам убить её. — подтвердил верховный иерарх. — Как глубоко вы не погрузились в пучины своего безумия, у меня есть для вас лишь одно предложение: сдавайтесь. Сдавайтесь, и я обещаю вам справедливый суд. Даю слово, что найду лучших целителей для вашего разума, и позабочусь о том, чтобы они сделали всё возможное…

Герцог Талион поднял руку, призывая первосвященника замолчать.

— Ты выбрал. — просто ответил он. — Убейте её, барон.

Время словно замедлилось для Этериаса.