Кракл потребовал бы, чтоб его назвали «Господин гуэций», но супрем был умнее. Он вмешивался в показания лишь по мере необходимости. Называть Дорака кардиналом Сильвестром было строжайше запрещено, причем не Левием, а сюзереном.

— Передайте разговор с Дораком так подробно, как вы его запомнили.

— Квентин Дорак сказал, — Фердинанд смотрел в пол, но губы его больше не дрожали, — сказал, что в городе вспыхнет возмущение, направленное против эсператистов, во время которого погибнут опасные для моего престола фамилии, те, кто хранит верность святому престолу в Агарисе, и богатейшие негоцианты. Последнее требуется для пополнения казны.

Я спросил, сможет ли Квентин Дорак остановить погромы, и тот ответил, что это сделает герцог Алва, который вернется в город в праздник Святой Октавии.

Я спросил, какие распоряжения будут отданы городской страже и гарнизону столицы. Квентин Дорак ответил, что комендант столицы Килеан-ур-Ломбах получит приказ не покидать казарм.

Я сказал, что такой приказ не поймут державы Золотого Договора, чьи подданные пострадают. Квентин Дорак сказал, что во время беспорядков приказ будет тайно изъят одним из надежных офицеров гарнизона.

Я не мог одобрить задуманное и сказал, что не желаю гибели невинных, но Квентин Дорак напомнил мне о судьбе моего отца, отравленного Алваро Алвой, и сказал, что Рокэ Алва будет лучшим регентом, чем я был королем. Больше я не возражал.

— Вы не предприняли попытки предупредить хотя бы ваших родственников Ариго?

— Нет, господин… — Фердинанд беспомощно заморгал, явно забыв, как зовут нового прокурора, — нет…

— Почему? — Фанч-Джаррик не был честолюбив. — Вы могли это сделать через вашу супругу.

— Я не мог, — забубнил Оллар, — люди Дорака следили за каждым моим шагом и за каждым шагом моей супруги. Я знал, что нас подслушивают. Если бы я рассказал моей супруге, убили бы нас обоих.

— Благодарю вас, — равнодушно произнес прокурор. — Господин гуэций, обвинение больше вопросов не имеет.

Гуэций повернулся к Ворону:

— Защита может задавать вопросы свидетелю.

— У меня нет вопросов. — Рвущиеся сквозь витражи лучи забрызгали рубаху подсудимого зеленым и алым. Кровь растений и кровь движущихся, дышащих тварей, какая же она разная…

— В таком случае, обвиняемый, признаете ли вы свое участие в заговоре Квентина Дорака против Людей Чести?

— Нет.

— Вы опровергаете слова свидетеля Оллара?

Алва медленно, всем телом повернулся к сюзерену, которого за какими-то кошками спас.

— Король Талига не может лгать, — холодно объявил он.

Раньше Ричард восхищался Аланом Окделлом, теперь к восхищению примешивалась боль. Служить ничтожеству и погибнуть по его вине — это страшно и несправедливо. Не будь Ворон по горло в крови, ему можно было б посочувствовать: кэналлиец, как и Алан Святой, оказался заложником верности, и если бы только он! Савиньяки и фок Варзов тоже прикованы к тонущему кораблю, но у них, в отличие от Алана, есть выход: признать наследника богов — не то что склониться перед марагонским ублюдком.

Надо, чтобы после суда Альдо подписал манифест, подтверждающий права дворян, чья служба Олларам не нанесла вреда Талигойе. Юноша схватил бумажный лист, благо перед креслом Высокого Судьи стояла конторка со всем необходимым.

«Мы, Альдо Первый Ракан, — именно так сюзерен начинал свои манифесты, — милостью Создателя король талигойский, объявляем, что те, кто защищал и защищает от внешнего врага границы…»

Это будет первый манифест, подготовленный Повелителем Скал, но чьи границы, Талига или Талигойи? Фок Варзов служит на Севере, а сюзерен отдает Марагону дриксенцам. Временно, но об этом никто не должен знать. Написать «талигойские границы»? Но в манифестах так не пишут… Ничего, сюзерен исправит.

«… кто защищал и защищает от внешнего врага границы, невиновны в наших глазах и не могут быть обвинены в…»

— Жанетта Маллу здесь! — Вопль судебного пристава сбил с мысли. Дикон раздраженно поднял голову: на свидетельском месте стояла худенькая горожанка.

— Назовите свое имя. — Голос гуэция звучал непривычно мягко.

— Жанетта, сударь, — женщина стиснула руки, — я вдова… Мой муж умер год назад. Он был аптекарем… Очень хорошим аптекарем…

— Принесите присягу.

— Именем Создателя, — рука Жанетты прильнула к Эсператии, — своим спасением клянусь… Скажу все, как было.

— Высокий Суд принимает вашу присягу. Господин обвинитель, эта женщина будет правдива. Спрашивайте, но будьте милосердны к ее горю.

— Да, господин гуэций, — пообещал прокурор. — Сударыня, вы привели своих детей к епископу Оноре, он благословил их и дал им выпить святой воды?

— Да, господин.

— Суд понимает, воспоминания для вас мучительны, но во имя справедливости расскажите, что случилось, когда вы с детьми вернулись домой.

— Кати закапризничала… Это моя младшая… Была… Я думала, устала, головку напекло, мы же долго ждали… Зашла соседка, попросила ниток. Синих. У меня было, я дала… У матушки Мари краснолист зацвел, я пошла поглядеть, мы заговорились. Я вернулась, а они оба… Рвет, бледные, пот холодный… Я подумала, в огороде чего-то наглотались… Я за рвотный камень, потом за уголь… Базилю полегчало, а Кати все хуже и хуже. Меня не узнает, дом не узнает, мечется, кричит, что все зеленое… Потом ей крысы привиделись. Я говорю, нет их, а она плачет, аж заходится, прогнать просит… Матушка Мари старшего унесла, а я с Кати так и просидела… До конца…

— Еще раз прошу простить Высокий Суд за причиняемые вам страдания. — Кортнею было не по себе, да и кто бы мог вынести этот кошмар. — Как вы поняли, от чего погибла ваша дочь?

— Я думала… — прошептала Жанетта, — думала… Я не хотела верить… Оноре был таким добрым, но… Я помогала мужу, я знаю, что такое дождевой корень…

— Значит, вы узнали яд? По каким признакам? — деловито задал вопрос Фанч-Джаррик. Ему были нужны ответы, и он спрашивал. Дай такому волю, он и к умирающему пристанет.

— Где вы сталкивались с дождевым корнем? — уточнил Кортней. Это был важный вопрос, но Дику показалось, что гуэций просто вырвал Жанетту из равнодушных лап.

— В аптеке, — бездумно произнесла женщина… — Вытяжка из него помогает при болезнях сердца.

— По каким признакам вы узнали яд? — повторил Фанч-Джаррик, и Дику захотелось его придушить. — Вам доводилось видеть отравленных таким образом?

— Нет, сударь, но Поль… Мой муж заставил меня заучить все про то, чем мы торговали…

— Поль Маллу основывался на труде Просперо Вагеччи «Трактат о ядах, кои, будучи употреблены должным образом, целительные свойства проявляют», — пояснил Фанч-Джаррик. — Госпожа Маллу, не могли ли ваши дети случайно принять тинктуру дождевого корня или отравиться им в саду, где вы выращиваете лекарственные травы?