Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая Брезача с непроницаемым лицом, Джек почувствовал поток энергии, излучаемой парнем; он восхищался чутьем Роберта, его интуитивным видением недостатков картины и путей избавления от них, горячим желанием выполнить порученное дело как можно лучше. Внезапно Джек оживился, усталость отступила, его захватили идеи Брезача. Последний раз он находился в таком состоянии еще до войны, когда они с Делани каждый вечер проводили в спорах, обсуждениях; работая вдвоем, они волновались, кричали, смеялись.
— Хорошо, — Джек указал на папки, — покажи мне, что, по-твоему, тут можно сделать.
Дрожащими руками Брезач положил сценарии на стол.
— Начнем с… — Он поднялся. — Извините. Меня снова тошнит.
Брезач поспешил в туалет.
— Бедный парень, — посочувствовал Макс. — Такие яства.
Роберт вернулся побледневшим, но более спокойным. Он сел рядом с Джеком, и они начали просматривать постранично оба сценария, а закончили лишь в начале второго, когда в зале стали гасить свет, и их засыпающий на ходу официант остановился у ближайшей колонны.
— Хорошо, — сказал Джек. — Я попрошу у Холта еще одну неделю. Прямо сейчас.
Он подошел к телефону и набрал номер Холта. В трубке зазвучал бодрый голос Сэма:
— Алло?
Джек объяснил ему, что они делают с Брезачем, и попросил разрешения продлить съемки еще на одну неделю.
— Вы гарантируете, что результат окупит затраты? — спросил Холт.
— В подобных делах, — заметил Джек, — никто не может что-либо гарантировать. Скажу только одно: я думаю, на это стоит пойти.
— Для меня достаточно вашего мнения, Джек. Вы получите эту неделю. Не кладите трубку. У меня есть для вас новости. Сегодня вечером я был у Мориса, он прочитал новый сценарий, написанный этим пареньком, Брезачем; рукопись ему очень понравилась, он хочет снимать по ней свой следующий фильм, когда выйдет из больницы. Вы читали эту вещь, Джек?
— Да, — ответил Джек.
— Вы согласны, что сценарий — стоящий?
— Несомненно, стоящий.
— Хорошо. Передайте молодому человеку, пусть он зайдет завтра ко мне в офис обсудить условия. Я весь день буду у себя. Вы ему скажете?
— Да, — пообещал Джек. — Спокойной ночи, Сэм.
Он вернулся к столу, усыпанному сигарным пеплом и листами бумаги. Макс и Брезач уговорили официанта принести им напоследок по рюмке бренди.
— Все в порядке, — сказал Джек. — Холт дал нам неделю.
— Что тут такого? — небрежно обронил Брезач. — Это всего лишь деньги. Макс, пошли спать.
— Еще кое-что, — продолжал Джек. — Он просит тебя заглянуть завтра к нему в контору. Делани сказал ему, что хочет снимать фильм по твоему сценарию, и Холт собирается заключить с тобой контракт.
— Роберт, — взволнованно произнес Макс, — ты слышишь?
— Да, слышу. Студия «Смертный одр» — новый колосс киноиндустрии.
— Ты подпишешь контракт? — спросил Макс.
Брезач допил остатки бренди.
— Возможно. — Роберт задумчиво посмотрел на Джека. — Делани говорил с вами об этом?
— Очень кратко.
— Что он сказал?
Джек пожалел о том, что Брезач задал этот вопрос; он решил ответить на него честно:
— Делани сказал, что после внесения некоторых изменений он сможет снять по нему свой лучший фильм.
— Он собирается вносить изменения?
— У него уже есть тысяча идей. Он хочет сделать нечто в стиле прежнего Делани.
— О Господи, — вырвалось у Брезача. — Он намерен сам снимать фильм?
— Да.
— Все равно, — сказал Макс, — такой шанс упускать нельзя, Роберт.
Брезач двинул пустую рюмку из-под бренди по столу, словно шахматист, делающий ход фигурой.
— Эндрюс, — произнес он, — вам есть что сказать по этому поводу?
— Сейчас — нет.
— Сейчас — нет, — повторил Брезач и встал. — Пойдемте отсюда. Завтра у нас много дел. Приходите ко мне. Нас не будут отвлекать телефонные звонки. Мне не хочется работать в вашем номере. Там не выветрился стойкий запах предательства.
Джек не отреагировал на выпад Брезача:
— Я буду у тебя в двенадцать. Нам обоим не помешает выспаться.
Они молча прошли мимо официанта со слипающимися глазами и оказались на улице. Дул студеный ветер, и Макс заботливо сказал Брезачу:
— Застегни пальто.
— Ну, — глубоко вздохнул Брезач, — мы славно потрудились. — Он устало потер глаза. — Я скажу вам, Джек, кое-что о вас. Мне жаль, что вы так умны и благородны. Ненавидеть вас становится все труднее.
Он усмехнулся. Холодный свет уличных фонарей падал на его худое лицо с запавшими глазами.
— Если Вероника даст о себе знать, — сказал Роберт, — пригласите ее заглянуть на съемочную площадку. Пусть увидит меня в лучах славы. Может быть, именно лицо любимой способно избавить меня от приступов тошноты.
В семь часов утра его снова разбудил телефонный звонок. Он встал с кровати и собрался побриться. Намылив лицо, Джек вспомнил, что сегодня не надо идти на съемки. Он увидел в зеркале свое отражение: пена напоминала седую бороду, а сам он показался себе несчастным, сломленным, безобразным стариком. Джек смыл пену, вытер лицо и снова посмотрел на себя. Теперь он уже не походил на старика, но вокруг глаз лежала сеточка морщин, а лицо было болезненно-бледным. Досадуя на то, что забыл вечером отменить утренний звонок телефонистки, Джек забрался обратно в постель. Заставил себя пролежать под одеялом час, но не смог уснуть и в конце концов, поднявшись, заказал завтрак.
Джек не стал раскрывать газеты, принесенные официантом — в них могла быть информация о похоронах Деспьера. Чем меньше он станет думать сегодня и в последующие дни о Деспьере, тем в лучшем состоянии будут находиться его нервы. Допивая кофе, он подумал о том, что встреча с Брезачем состоится лишь через четыре часа. Джек представил себе других обитателей отеля, предвкушающих сейчас за завтраком радость от предстоящей экскурсии по городу. «Этим утром на несколько часов я тоже стану туристом, — решил Джек. — Возможно, другого случая не представится». Подойдя к письменному столу, он взял старый путеводитель Бедекера, изданный в 1928 году, положил его перед собой рядом с чашкой кофе и принялся за булочку с глазурью.
Идея совершить прогулку по Риму с путеводителем 1928 года показалась ему заманчивой. Город прошлого, описанный сухим, лаконичным языком, казался более упорядоченным, располагающим к отдыху, реальным, нежели нынешний. С туристом в нем не могло случиться ничего плохого. Единственная реальная опасность, подстерегавшая туриста в 1928 году, похоже, заключалась в том, что он мог дать слишком большие чаевые.