Разве перед этим устоишь? Ганская наконец осознала, что Бальзак уже целый месяц следует за ней по пятам, в то время как она все сомневается и откладывает решение. До сих пор он добился лишь права участвовать в «эпистолярной кадрили». Что ж, она решилась. В отель «Арка» она отправилась «доброй волей, превозмогая собственную трусость». Госпожа Ганская избрала роль целительницы. 25 января Оноре чувствует себя превосходно, 27-го он совершенно здоров. «Никогда еще ни один больной не смел называться таковым с меньшим основанием». Таким образом, день 26 января знаменован «незабываемым событием», исполненным тайной и нежной радости.

В Невшателе Бальзак пообещал Ганской, что рано или поздно они соединятся узами брака. «Отныне, супруга моя, моя возлюбленная […], ты одна в моем сердце и в моей жизни. […] Это истинная любовь, которая крепнет день ото дня».

Он восхищался «нежной гладкостью кожи», совершенством маленькой ручки, всем ее обликом и даже манерой произносить мягкое «ль» вместо твердого «л» — в устах графини этот звук кажется особенно ласкающим слух. Неужели Ева принадлежит ему? Это счастье, о котором Бальзак не смел и мечтать.

Убедительное, точное и отлично документированное исследование Моиза Ле Йануанка посвящено как раз этой теме — «Чувственные радости в творчестве Бальзака». Этот труд, включающий добрых 60 страниц, увидел свет в связи с проведением Года Бальзака, а затем был продолжен автором в отдельной книге «Нозография человека у Бальзака».

Звуки, краски, запахи сливаются у Бальзака в чувственном экстазе, который представляется ему квинтэссенцией человеческих качеств. Все пять чувств, да еще с шестым в придачу, а на самом деле «всего одно чувство» сплетаются в высшем порыве страсти, рождая сверхъестественный по мощи всплеск энергии. Вот она, та самая гармония «Вещества» и «Воли», которую так долго искал Бальзак. «Небо — это самый великий человек», — говорил Сведенборг. Бальзак убежден, что это прежде всего — женщина, и не просто женщина, а любимая, потому что в ней все: внешний облик, манера двигаться, запах, жизнь тела и жизнь духа, отвечают его призыву.

Любовный экстаз открывает двоим целый мир, существующий лишь для них, он обращает влюбленных в единое двуполое существо, живущее и воспринимающее окружающее в своей неразрывной двойственной целостности. Около 26 января 1834 года Бальзак наверняка задавался вопросом: как он мог существовать так долго в отрыве от собственной природы, не отождествляя себя с нею? Нет, не небеса спустились на землю, это «чувство заставило вознестись к небесам».

Люби, и небо тебе поможет. Ничто, кроме чувственного опыта, не может привести человека к осознанию собственного высокого предназначения. Так любовь позволяет Коралии — «самой обворожительной женщине и самой восхитительной парижской актрисе» — подняться до небесных высот и потеряться там, подобно святой Терезе, растворявшейся в экстазе. Бальзак не делит любовь на человеческую и божественную. Впрочем, самая совершенная женщина как раз и проявляет двойственность: «Осмотрительная и благопристойная в глазах общества, перед мужем она становится куртизанкой. В этом умении и заключен женский гений; и таких женщин найдется немного». Замужняя женщина в своей ипостаси источника наслаждений должна обладать 22 чувственными талантами, которые Бальзак перечисляет в «Физиологии брака». Он считает безумием, когда эту истину скрывают от молоденьких девушек. «Правительству следовало бы создать гимнастическую школу для порядочных женщин! Увы, в правительствах слишком сильно засилье ханжей».

Вот о чем говорит Бальзак с госпожой Ганской начиная с 24 января: «Ты сама увидишь, что обладание только увеличивает и укрепляет любовь».

Еще до отъезда из Парижа, в декабре 1833 года, Бальзак выхлопотал у доктора Жана-Казимира Лемерсье встречу в Женеве с великим швейцарским натуралистом Пирамом де Кандолем.

Бальзаку хотелось расспросить ученого о флоре Скандинавии, которую он сделал родиной главного действующего лица «Серафиты»: странного двуполого существа, которое в обществе женщин ведет себя как мужчина, а с мужчинами превращается в женщину. Когда же это существо обретает наконец свою глубинную сущность, то есть становится духом, в нем окончательно берет верх именно женское начало.

Двойственность этого гермафродита объясняется не только его бисексуальностью, но и двойной природой, одновременно человеческой и божественной. Древние греки гермафродитами называли богинь, обладавших способностью давать жизнь без участия супруга, и таких богов, как например Дионис, умевший повелевать ростом и развитием растений.

Бисексуал, служивший в античности символом могущества, постепенно трансформировался в общественном сознании в бесполое существо, этакого монстра, от которого рады избавиться родители. Миф о гермафродите попытались возродить сначала Парацельс, а затем Якоб Бёме. Гермафродит — это человек до грехопадения, то есть Божий человек. Его спутницей была дева София. Но стоило человеку низринуться с небесных высот, как София покинула его, а на ее место явилась Ева — женщина, знаменующая конец райской жизни. Человеку следует вернуть привычку к покойной и беспорочной жизни, и тогда, следуя примеру Иисуса Христа, он вновь обретет Софию. Иисус Христос ведь тоже гермафродит, юный девственник, образ совершенного существа, явившегося на землю, дабы освободить нас от супружества и научить любить друг друга.

Бальзак мечтал, что напишет «Серафиту» рядом с Евой Ганской. Первые три главы он набросал еще в Париже, до отъезда в Женеву. Но вернуться к рукописи ему удалось лишь в феврале. Единственное, что успел он сделать в Женеве, это встретиться с Пирамом де Кандолем. Известного натуралиста позабавило «живое и отчасти необузданное воображение» писателя. Впрочем, он признавал, что «в обществе он ведет себя как истинно светский человек». Растение, которое так заинтересовало Бальзака, называлось «антерия эпикалекс» или «камнеломка звездчатая». Загадочный цветок, сверкающий, словно драгоценный камень, но в то же время нежный и ароматный. Кажется, он явился прямо с небес, подобно «сокровищу, сокрытому в дуновении ангелов». Редкостный цветок, «дикий и эфемерный», который невозможно вырастить в саду.

Действие романа переносит нас в Норвегию, эту «морскую Швейцарию», в конец XVIII века. Один из кузенов Сведенборга, барон Серафитус, пройдя сложным путем мистических исканий, встречает ангелоподобную женщину. От их брака рождается дочь, с первого дня жизни уже отмеченная неземным совершенством. Ее задача сводится к тому, чтобы вдохнуть в смертных новую жизнь: «мужской дух» мудрости и «женский дух» любви. «Небеса возрадовались», — восклицает Сведенборг в миг рождения маленькой Серафиты. Когда умирают ее родители, Серафита нисколько не скорбит: «Они навечно во мне».

Серафитус, или Серафита, которой «никто никогда не видел без одежды», хранит непорочность, сравнимую с чистотой горных снегов. Дочери пастора Минне она представляется красивым юношей. Вместе с Серафитусом они катаются на лыжах, вернее сказать, подолгу скользят по снегу на привязанных к ногам дощечках.