– Фаллуджа.

– Я знала, что оно начинается на «Фа». Как все это отвратительно! И зачем мы-то вмешиваемся в подобные дела? – Она скорчила такую рожу, словно ей под нос сунули протухшую ветчину. – Вне стен родного дома все мы простые смертные. Но так или иначе… – она вручила мне белую гвоздику, – а вчера я познакомилась с Холли и вашей общей дочерью – Аоифе, не так ли? Такая сладкая детка! Так бы и съела ее прямо ложкой!

Я вспомнил разгневанного гоблина утром на пирсе и сказал:

– Ну, она не всегда бывает такой уж сладкой.

– Пиппа! Феликс! Там живой младенец в коляске!

Миссис Уэббер ринулась куда-то, а мы продолжили прогулку по нефу. Брендан без конца с кем-то здоровался, кому-то пожимал руки и изысканно целовался, чуть касаясь щекой – собрался весьма внушительный контингент разнообразных ирландских родственников, включая легендарную двоюродную бабушку Айлиш, которая в конце 60-х сумела на велосипеде проехать от Корка до Катманду. Я постепенно откочевал поближе к дверям. У входа в ризницу я заметил Холли в белом платье и рядом с ней – мужчину с красной гвоздикой в петлице; Холли весело смеялась какой-то его шутке, и я подумал, что когда-то и я мог заставить ее вот так смеяться. Этому парню она явно нравилась, и мне вдруг захотелось свернуть ему шею, но разве можно было его винить? Холли выглядела просто сногсшибательно. Я быстро прошел мимо. Жесткий воротник новой рубашки натер мне шею, а старый костюм стал несколько тесноват в талии, которая за эти дни временно располнела, но я знал, что вскоре опять похудею – вот только вернется прежний суровый режим, скудная диета и большие физические нагрузки.

– Привет, – сказал я. Холли принципиально не желала даже смотреть в мою сторону.

– Привет, – откликнулся этот парень. – Меня зовут Данкан. Данкан Прист. Моя тетя пометила вас белой гвоздикой, а значит, вы гость со стороны Шэрон, не так ли?

Мы пожали друг другу руки, и я спросил:

– Значит, вы племянник Полин?

– Да. И двоюродный брат Питера. А с Холли вы знакомы?

– Мы то и дело сталкиваемся друг с другом на свадьбах и похоронах, – невозмутимо сказала Холли. – В общем, на всяких утомительных семейных мероприятиях, которые страшно мешают стремительной карьере некоторых.

– Я – отец Аоифе, – сказал я Данкану Присту.

Вид у него был совершенно ошарашенный.

– Тот самый Эд? Эд Брубек? Ваша… – он посмотрел на Холли, – …вторая половина? Как жаль, что вы вчера вечером пропустили мальчишник, который устраивал Пит!

– Увы! Но я постараюсь справиться с постигшим меня разочарованием.

Данкан Прист понял, что на мальчишник мне плевать, и с самым благодушным видом заметил:

– А в общем, вы правы. Ну, пойду проверю, как они там справляются.

– Вы должны простить Эда, Данкан, – сказала Холли. – Его жизнь до такой степени наполнена смыслом и приключениями, что ему позволено вести себя по-хамски со всеми нами, жалкими леммингами, рабами зарплаты, печальными офисными клонами. На самом деле мы должны быть благодарны, что он хотя бы иногда замечает, что мы все же существуем.

Данкан Прист улыбнулся ей – так улыбается хороший знакомый семьи в присутствии ребенка, который плохо себя ведет.

– Ну, приятно было с вами познакомиться, Холли. Желаю получить удовольствие от свадьбы и надеюсь, что мы еще увидимся на банкете.

Он повернулся и отошел от нас. Совершенно тошнотворный тип.

Мне не хотелось слушать эту предательницу на борту моего судна, которая, разумеется, тут же сказала, что это я «совершенно тошнотворный тип».

– Как это мило, – сказал я Холли. – Ты была образцом супружеской верности.

– Я тебя не слышу, Брубек, – с отвращением сказала она. – Тебя же здесь нет. Ты в Багдаде.

* * *

С одной стороны – американские «звезды и полосы», с другой – всеми проклинаемый новый флаг Ирака; генерал Майк Климт, стоявший между двумя флагами, стиснул в руке микрофон и обратился к представителям прессы, которые собрались в таком количестве и были настолько взвинчены, что я, пожалуй, видел нечто подобное только в декабре прошлого года, когда господин посланник Л. Пол Бремер-третий под громкие радостные крики объявил о поимке Саддама Хусейна. Мы надеялись, что посланник Бремер появится на публике и сегодня, но де-факто Великий Визирь Ирака уже успел создать пропасть между собой и СМИ, которые с каждым днем демонстрировали все более критическое к нему отношение и все реже вспоминали о событиях 11 сентября. Климт, глядя в шпаргалку, прочел: «Варварская жестокость, проявленная в Фаллудже 31 марта, идет вразрез с любыми нормами цивилизованных стран как в мирное, так и в военное время. Представители наших вооруженных сил не будут знать отдыха, пока те, кто совершил это ужасное преступление, не предстанут перед судом. Нашим врагам придется понять: решимость коалиции не только не была подорвана, но даже укрепилась после того, как было совершено это страшное злодеяние, ибо оно лишь доказывает, что злодеи в отчаянии, что они понимают: Ирак совершил решительный поворот, и будущее отныне принадлежит не автомату Калашникова, а урне для голосования. Именно поэтому президент Буш объявил о своей полной поддержке посланника Бремера и тех военных, которые командуют операцией «Бдительная решимость». Эта операция не позволит тем, кто хочет положить истории конец, терроризировать огромное большинство миролюбивых иракцев и поможет приблизить день, когда иракские матери смогут наконец разрешить своим детям играть на улице возле дома и будут столь же спокойны за них, как спокойны за своих детей американские матери. Спасибо за внимание».

– Я совершенно уверен, – пробормотал мне на ухо Биг Мак, – что генерал Климт никогда не был матерью в Детройте.

Когда Климт согласился ответить «на несколько вопросов», в зале сразу поднялся крик. Ларри Доулу из «Associated Press» удалось захватить инициативу, и он, преодолевая всеобщий гул, спросил:

– Генерал Климт, вы можете подтвердить или опровергнуть сведения, полученные в госпитале Фаллуджи и свидетельствующие о том, что за последнюю неделю были убиты шестьсот мирных жителей и более тысячи ранены?

Этот вопрос снова вызвал взрыв шума: США не ведут и, возможно, не могут вести список иракцев, убитых в перестрелках, так что подобный вопрос сам по себе уже означал критику их действий.

– Временные власти коалиции, – Климт, по-бычьи наклонив голову, посмотрел на Доула, – это не статистическое бюро. Мы должны осуществлять борьбу с повстанцами. Но я вот что скажу: чья бы невинная кровь ни была пролита в Фаллудже, она на руках инсургентов, а не на наших руках. И если мы порой и совершаем случайную ошибку, то всегда выплачиваем компенсацию.

По поводу этих компенсаций я готовил специальный материал для «Spyglass»: эти кровавые выплаты снизились с двух с половиной тысяч до пятисот долларов за каждого убитого – меньше, чем стоимость билета на самолет для большинства жителей западных стран, – а что касалось написанных по-английски и не переведенных на арабский правил получения этой жалкой компенсации и бесконечных бланков, которые нужно было заполнить, то для подавляющего большинства иракцев эти тексты были все равно что язык марсиан.